Какие большие зубки - Роуз Сабо

Крит. Я представила ослепительно-белый город посреди темного океана. Не он ли мне снился? Эти крутые холмы, эти старухи в черном?

– Вы скучаете по ней? – спросила я.

Артур резко повернулся ко мне. Я успела застегнуть лишь половину пуговиц на блузке. Но я подозревала, что он не смотрел на мое тело. Его внимание привлек мой вопрос.

– Что между вами произошло? – спросила я. – Иногда мне кажется, будто вы на нее злитесь. А иногда вы ведете себя так, словно она вам нравилась.

– Не знаю, нравилась ли она мне, – сказал он. – Думаю, я просто очень хорошо ее знал.

– Но вы же наверняка простили ее. – Я внезапно ощутила прилив уверенности. – За то худшее, что вам пришлось пережить у Зарринов, я об этом.

– Почему вы мне это говорите?

– Вы ведь придете на ужин, несмотря на все, что случилось.

Снова пауза. И затем:

– Полагаю, приду.

Это было уже слишком: осколки последних солнечных лучей на волнах, легкие отражения света на его лице, странное сияние. Мое сердце рвалось на части. Мне хотелось узнать о нем все, но я понимала, что этому не бывать. Из-за Лумы, не говоря уж о Рисе. И из-за той тайны, которую я пока не могла разгадать.

Я все еще главная в этом доме, несмотря на приезд grand-mère. И должна нести эту ношу с достоинством.

– Знаю, вы встречаетесь с моей сестрой, – сказала я. – Думаю, вы двое вполне можете сделать друг друга очень счастливыми. Я понимаю, что в последнее время произошло много странных вещей, и что я была груба с вами. Но надеюсь, вы сможете меня за это простить. Надеюсь, мы останемся друзьями. И как ваш друг, я должна предупредить вас.

– О чем же?

– Рис ищет вас, – сказала я. – Не совсем понимаю, зачем, но он кажется одержимым. – После этих слов мои щеки покраснели, потому что мне не хотелось вдаваться в подробности. – Возможно, вам лучше не оставаться с ним наедине.

Покрытые шрамами губы Артура растянулись, обнажив идеальные ровные зубы.

– Я ничуть не беспокоюсь из-за Риса, – сказал он.

– Быть может, зря. Знаю, вы к нам привыкли, но он в последнее время ведет себя… странно.

– Вы имеете в виду, что он влюблен в меня.

Я ожидала, что сама мысль об этом будет ему отвратительна, но он так спокойно об этом сказал. Я была потрясена.

– Да, думаю, можно сказать и так.

– Об этом не волнуйтесь, – сказал он. – Вы все проходите через подобную фазу. – Я подумала о Люси Спенсер, но Артур продолжал. – Я близок вам, но не член семьи. Я достаточно дружелюбен. Бываю в доме, но не слишком часто. Но меня это не особо заботит.

– Но что, если он вас ранит?

– Меня ранили и прежде.

– А если он убьет вас?

Он рассмеялся. Вышло гораздо жестче, чем я могла бы себе представить. Его смех эхом отразился от скал. Солнце уже утонуло за лесом, но Артур словно стоял в его последних лучах, неправдоподобно красных, отчего его белая как бумага кожа словно светилась.

Я знала, что люблю его, и знала, что, если признаюсь ему в этом, он все равно никогда не поверит. Он подумает, что я такая же, как моя сестра и мой кузен: привязалась к нему лишь оттого, что это так легко, лишь потому, что он рядом. А не полюбила его за то, какой он есть. Его смех постепенно стих, и Артур будто бы заметил тревогу в моем лице.

– Вы мне действительно нравитесь, Элеанор, – сказал он. – Но вы очень сильно напоминаете мне вашу бабушку, и это… непросто.

Может, он все-таки скучает по ней. Я могла представить себе, как они сидят вместе у камина, играют в шахматы, сдержанно шутят. Возможно, этим все объясняется. Я могла бы стать для него новой Персефоной, если он хочет от меня именно этого.

– Что ж, мы могли бы начать с малого, – сказала я. – Например, время от времени играть в шахматы.

– Если вы этого хотите, – сказал он. – Но должен вас предупредить: я всегда выигрываю.

Мы повернулись к дому на вершине холма. Отсюда видна была лишь вершина центральной башни с горящими в свете заходящего солнца окнами. Я поспешно сунула носки в одну туфлю, а нижнее белье – в другую, и мы стали вместе подниматься по ступенькам. Артур ступал на каждую ступеньку со здоровой ноги, а потом подтягивал вторую. Для меня было загадкой, почему иногда он казался таким слабым, а потом – таким сильным. Я поймала себя на том, что пытаюсь разглядеть на его лице признаки возраста, гадая, не ровесник ли он моему отцу. Моложе? А может, старше? Но Артур умело скрывал даже такую мелочь.

Когда мы поднялись, я сказала Артуру, что собираюсь незаметно пройти через заднюю дверь, чтобы переодеться. Это заставило его улыбнуться. Зубы блеснули в темноте.

– Я пока займу вашу grand-mère, – сказал он.

– Спасибо.

Я направилась к заднему саду, а Артур уже начал отворачиваться, но в последнюю секунду развернулся назад и поймал мое запястье. Его ладонь оказалась очень холодной, но хватка была невероятно сильной. Я тут же вспомнила, с какой легкостью он поднял в воздух моего отца и отбросил от меня.

– Вам следует быть очень осторожной, – сказал он. И, прежде чем я успела спросить, что он имеет в виду, он уже зашагал прочь. По ровной земле он двигался быстро и практически мгновенно исчез за домом со стороны главного входа.

Я миновала садовые ворота и шла, огибая ряды молодых побегов и проклевывающихся листочков. Никто не прикасался к саду с тех пор, как умерла бабушка Персефона, но она годами обрабатывала почву, поэтому растения продолжали всходить без всякой помощи – по крайней мере пока. Среди них были и сорняки, и я подумала, что, может быть, завтра вернусь сюда и займусь садом: немного полью и прополю грядки, чтобы убедиться, что я смогу за всем этим ухаживать. Может, попрактикуюсь на растениях попроще и пойму, как быть со змеиными лилиями, и тогда все пойдет своим чередом. Если grand-mère поможет мне отыскать мой путь, я сумею со всем управиться.

Поднявшись к себе в спальню, я попыталась высушить волосы, но в них похрустывала соль, и пряди начали завиваться, локонами ниспадая мне на плечи. Я открыла окно, чтобы впустить свежий воздух, и принялась стягивать мокрую одежду. Я вытерла соленую воду с рук и ног и повернулась к черному платью, переброшенному через сундук.

Школьную форму я оставила сушиться на спинке стула. Не надетая на меня, она казалась такой странной. Поведя плечами, я расправила на себе черное платье. В сундуке я нашла черные шелковые чулки и туфли на невысоком каблуке. Мои ноги скользнули внутрь, и я повернулась к зеркалу.

Меня было не узнать. Я расчесала волосы и оставила их лежать свободно, как у Лумы. Нет, не годится. Я собрала их в пучок на макушке и заколола шпильками. Другое дело. Теперь я выгляжу старше, строже. Выгляжу как…

Я подскочила. Там, в зеркале, всего на мгновение, я увидела другое лицо. Молодое, светловолосое, но не мое. Я посмотрела снова, но чужое лицо исчезло.