Состояние свободы - Нил Мукерджи

На дороге, ведущей из города, в отдалении друг от друга стояли пара чайных домиков, магазин шин и недостроенный дом с торчащими из фундамента тонкими железными прутьями. Дальше на дороге уже не было никаких построек, и она лишь обрамлялась густой растительностью с двух сторон. Пройдя около мили, Лакшман дошел до маленького храма. Его наружные стены были выкрашены в синий цвет, на конусообразной крыше красовался красный флаг, а гирлянды сухих бархатцев украшали решетчатые ворота из металла. Лакшман привязал Раджу к дереву, снял чаппалы[71] и ступил на крошечный дворик. Он ожидал увидеть там статую Шивы, но вместо него был Хануман, у которого в левой руке был жезл, а в правой – миниатюрная гора, поднятая так, будто он предлагал взять ее в качестве угощения своему дорогому гостю. Его лицо и тело были синего цвета, как и у Шивы. Лакшман достал кокосовый орех, поклонился статуе (в этот раз даже не столько из набожности, сколько чтобы собраться, так как у него была всего одна попытка на то, что он хотел сделать), затем он яростно стиснул зубы и что есть сил бросил кокос вниз. Кокос раскололся на мелкие кусочки и разлетелся в разные стороны. На бетонном покрытии, о который ударился орех, осталось темное пятно. Лакшман собрал все кусочки, протиснул руку с ними через металлическую решетку и оставил их у подножия святилища. Молитва, что он прочел, была благодарностью богу за то, что он даровал ему столько еды, позволил так легко уйти от преследования и что он, Лакшман, никогда не забудет о его щедрости.

Воздух все накалялся, и к тому времени, как они с Раджу прошли еще милю, Лакшман был мокрым от пота с головы до пят и чувствовал, что вот-вот может потерять сознание. Раджу обладал завидной выносливостью – такой, какая есть только у зверей.

Они старались передвигаться в тени деревьев, следя за движением солнца, но вскоре это стало невозможным. Солнце стояло в зените и безжалостно испепеляло все, что встречалось им на пути. От его лучей невозможно было скрыться и ничего нельзя было поделать – только найти укрытие и ждать захода солнца, когда жара спадет и можно будет снова передвигаться. Но так долго без воды им было не протянуть. Лакшман отчетливо представил тот резервуар с водой, который стоял в храме Голу у них в деревне. Его установили в тени дерева нили-гульмохар[72] с маленькими вытянутыми листочками, напоминавшими по форме зернышки, и голубыми цветами, ярко выделяющимися на фоне зеленой растительности. Спустя час поисков, они набрели на что-то издалека похожее на ручей, но, приблизившись, Лакшман увидел только груду белых камней, покрытых желто-зеленым илом: вода уже успела испариться.

Раджу вдруг стал куда-то рваться, принюхиваясь к камням на земле, и неестественно вывернулся – то ли хотел вырваться и убежать, то ли тянул Лакшмана за собой чтобы что-то показать. Спотыкаясь о камни, он шел за Раджу, наступив в крошечный ручеек, сочившийся из-под стыка двух валунов. Прежде чем Лакшман сумел твердо встать на землю, Раджу подлез под дырку между камнями, просунув туда свое рыло, изгибаясь под каким-то сумасшедшим углом, и начал лакать воду; послышалось громкое чавканье, перешедшее потом в привычные ворчащие звуки. Лакшман оттащил оттуда Раджу и начал всматриваться в трещину. Воды больше не было. Он закрыл глаза в надежде, что он не увидел воду из-за непривычной темноты, открыл их снова, но нет, воды там больше не было. Огромный язык Раджу вылакал все до последней капли, и он сидел и невозмутимо облизывался.

В глазах у Лакшмана потемнело. Прежде чем он успел придумать подходящее наказание для этого неблагодарного животного, он отцепил веревку, проходившую через нос медведя и с силой рванул ее. Раджу завизжал и подпрыгнул на месте. В этот момент Лакшмана осенило – теперь он знал, что за наказание будет у Раджу. Лакшман стал не переставая дергать за веревку и не давал Раджу вернуться на ровную землю; он заставлял его перепрыгивать с одного камня на другой или подпрыгивать несколько раз на месте. Боль мешала медведю сообразить, что к чему, и он просто пытался устоять на неровной поверхности, продолжая танцевать.

– Видишь, харамзада[73], что я могу с тобой сделать? – бешено засмеялся Лакшман. – Ну как тебе, нравится, а? Каково тебе?

С каждым разом он дергал за веревку все сильнее, все яростнее. Звуки, которые теперь издавал Раджу, походили то на визг, то на вой и периодически сменяли друг друга. Вдруг Лакшман испугался и опустил веревку. Набросится ли на него Раджу? Захочет ли он атаковать? Пустит ли в ход клыки и когти? Лакшман отпустил веревку и потянулся за палкой, чтобы в случае нападения защитить себя. Он совсем забыл, что отвязал Раджу и тот мог попросту убежать от него, особенно после всего, что произошло.

Но Раджу никуда не убежал. Он просто сидел на камне и тихо повизгивал, постепенно успокаиваясь. Лакшман стоял на безопасном расстоянии и в правой руке держал наготове палку. Сейчас он не знал, чего боялся больше: что Раджу нападет на него или что он сбежит. Раджу уже перестал скулить и смотрел на землю вниз, будто искал то, что потерял. Он наклонился и, пытаясь найти воду, просунул морду в отверстие между двумя круглыми камнями – туда, где раньше была крохотная лужа. Все было тщетно. Поводок бессмысленно валялся на камнях. Между его концом и шеей Раджу было довольно приличное расстояние. С замиранием сердца Лакшман подхватил конец поводка, но не решался протянуть его. Он решил, что закрепит его тогда, когда будет чувствовать себя в безопасности.

Прошло две недели. Лакшман решил попробовать выступить на перекрестке – он был в отчаянии: за последние два дня они ели всего один раз. Машин было очень мало. Примерно каждые двадцать минут проезжал мимо грузовик, а легковушек почти не было. Из машин выбрасывали только пустые пакеты из-под чипсов и гутки[74]. Каждый раз Лакшман подбегал к этим пакетам в надежде, что в них была еда, которую выкинули по ошибке или потому, что больше не хотели есть. Раджу облизывал соленые и промасленные пакеты от кукурузных палочек фирмы Керкьюр. Ни одна машина так и не остановилась, чтобы посмотреть на медведя и его хозяина. Лакшман сидел на обочине дороги и постукивал в дамру, а Раджу переминался с лапы на лапу. Через несколько часов неудачных попыток привлечь к себе внимание находиться на трассе стало невозможно – жара стала невыносимой. Когда стемнело, они направились к железнодорожным путям. Ночью было почти так же жарко, как днем, – земля раскалялась до такой степени, что всю ночь излучала тепло, будто отплачивая солнцу.

Рядом с железной дорогой было больше людей и домов. Они не будут голодать и не умрут от жажды. Но Лакшман быстро сообразил, что представления в таких трущобах и маленьких деревушках не смогут обеспечить им пропитание больше, чем на один день. Дело было даже не в том, что там проживало слишком мало людей: просто у жителей этих поселений наверняка не было лишних денег, чтобы платить за уличные представления.