В объятиях самки богомола - Вера Колочкова

— Что, не узнала меня, да? Тебе так удобнее — не узнавать меня? Так я тебе скажу, кто я такая! Я та самая Наталья Петровна, Олина мама! Может, ты и Олю уже не помнишь, а?

— Извините, Наталья Петровна, — растерялась Марта, чувствуя, как холод нехорошего предчувствия пошел по спине. — Да, я вас не узнала… У вас голос такой… Что-то случилось? С Олей что-то?

— Это ты у меня спрашиваешь — что случилось? С такой неподдельной заботой в голосе? А сама ты как считаешь? Ничего особенного не случилось, да?

— Ну, Наталья Петровна, что вы, зачем же так… В личных отношениях между мужчиной и женщиной всякое может произойти, искать виноватых в их расставании — дело неблагодарное. Я не виновата, что Дима меня выбрал, а не Олю.

— Ну, мне-то, положим, сказки можешь не рассказывать. Я не такая наивная, как Оля, я жизнь прожила. И вот что я тебе скажу, девочка: того, что ты сделала, я тебе никогда не прощу. И мое проклятие всегда рядом с тобой будет идти, ты это помни, девочка.

— Ну зачем же вы так, Наталья Петровна?

— А как?! Ты скажи, как по-другому? Да если бы ты видела, что с Олей сотворила…

— Да что с ней, Наталья Петровна? Говорите же, наконец!

— А ты на меня не покрикивай, не покрикивай! Да, сейчас уже все хорошо, то есть относительно хорошо. Оля в клинике неврозов под капельницей. А если называть все своими именами, то это так только называется — клиника неврозов. А на самом деле — обыкновенная психушка. Вот так вот… Ты хочешь знать, что же все-таки случилось? Что ж, я тебе расскажу, что случилось… Когда Дима ушел, Оля так и не встала с дивана, несколько дней лежала лицом к стене. Как мертвая. А в тот день, когда вы с Димой свадьбу играли… В тот день… Я ее в последнюю секунду на подоконнике поймала. Еще бы чуть-чуть, и я бы потеряла дочь… Да и теперь еще неясно, какие будут последствия, врачи говорят, что психика на грани…

— Мне очень жаль, Наталья Петровна, — не смогла подобрать других слов Марта. — Вы скажите адрес клиники, я ее навещу, если можно…

— Еще чего не хватало! И думать забудь! Или тебе покаяться захотелось, душу облегчить? Не будет тебе прощения, Марта, так и знай. И еще одно запомни — в природе ведь все повторяется, все к равновесию стремится. Закон бумеранга знаешь? Вот и имей в виду. На твое зло прилетит другое зло, и с тобой когда-нибудь так же поступят. Ты будешь любить, а любимого у тебя заберут, просто заберут, и все. И вот тогда ты вспомнишь мою Олю, обязательно вспомнишь. Я знаю, что именно так и будет, помни это…

Женщина говорила с такой истовой уверенностью, что Марта слушала ее как завороженная. Ей даже показалось, что-то прозвенело в воздухе, будто и впрямь пришел в действие закон бумеранга и вот-вот этот бумеранг прилетит неизвестно откуда.

Потом встряхнулась, пришла в себя. Торопливо бросила трубку на рычаг, пошла в ванную, плеснула себе в лицо пригоршню холодной воды, глянула на себя в зеркало. Лицо было бледным, будто припыленным чувством страха. А может, чувством вины… Да, она виновата, конечно же. Но с другой стороны, если бы Димка по-настоящему любил Олю, разве повелся бы на искушение? Значит, получается, что это она открыла Оле глаза, чтобы Оля знала правду. Хотя ей от этой правды не легче, это понятно. И все-таки…

А впрочем, не надо так глубоко копать. Самокопание — удел жалких и слабых личностей. Надо просто идти вперед и брать то, что жизнь сама предлагает. Ну что делать, если все так сложилось, будто по цепочке! И ситуация с Маратом, и его условие, чтобы она замуж вышла, и взамен этого всего — новая шикарная квартира… Разве не этого она хотела в конечном итоге? Разве кто-нибудь преподнес бы ей такие подарки на блюдечке с голубой каемочкой? Нет же, все надо самой! А самой трудно. И потому надо прощать себе некоторые издержки. Конечно, Олю жалко, но что ж поделаешь… Ничего, выкарабкается как-нибудь. Хотя из психушки не так-то легко выкарабкаться без последствий…

Все, все! Решила же — никаких самокопаний! Надо жить дальше, сколько дел впереди… Надо старую квартиру продавать, а новую обставлять мебелью. Хорошо, хоть спальню они с Маратом уже присмотрели, а остальное — все самой надо!

Марат, как и обещал, нашел для Димы местечко на фирме. Отныне Дима числился менеджером по закупкам. В его обязанности входили командировки, в том числе и длительные, когда приходилось подолгу жить в разных городах, добывая стройматериалы у поставщиков. Со стройматериалами было трудно, предприятия-производители дышали на ладан, но Дима старался, делал, что мог. И каждый вечер звонил Марте. И она тоже докладывала ему о своих успехах:

— …А кухню я заказала дизайнерскую, очень красивую, знаешь, с такой высокой барной стойкой. Сейчас так модно, да… Я думаю, к твоему приезду уже соберут. Что? Скучаешь? И я тоже скучаю, милый… Ну все, давай, пока, мне еще отчет нужно доделать.

«Отчет» ждал ее в спальне, изнывал от нетерпения. Когда Марта пришла, Марат проговорил недовольно:

— Так мурлыкаешь с ним… Послушаешь тебя — и впрямь счастливая женушка!

— А я и есть счастливая женушка, — игриво улыбнулась Марта, забираясь под одеяло. — Ведь ты сам этого хотел, правда?

— Ну, не совсем этого.

— А чего же тогда? Или ты хотел, чтобы я вышла замуж и держала своего мужа в шкафу, запертого в шкатулке? А когда надо, шкатулку открывала и демонстрировала его присутствие твоему тестю, чтобы отвлечь от тебя всяческие подозрения? Этого ты хотел?

— Ну, знаешь…

— Знаю-знаю! Ладно, не сердись! Да, ты меня любишь, ты делаешь для меня все, что в твоих силах! И ты не властен над обстоятельствами, да! Все понимаю, все принимаю! Но… Что мы с тобой драгоценное время теряем? Чтобы потом жалеть?

— Так не будем терять… Все правильно говоришь, мартышка!

— Ну-ну! Полегче на поворотах! Жену свою называй мартышкой, понял? А меня не надо!

— Ух, какая колючая! Настоящая стерва. Люблю тебя, аж зубы ломит…

Так они продержались долго, почти два года. Дима то приезжал, то уезжал. Но однажды всему приходит конец… Кто-то из доброхотов открыл-таки Диме глаза, что происходит в его семейной жизни. Да и сам Дима то и дело стал обнаруживать следы чужого присутствия в квартире. Когда сомневаешься, всегда такие следы лезут в глаза. А когда уверен, ничего такого не замечаешь. Да и сама Марта глядела на него так, будто не видела. Нет, она по-прежнему была ласкова с ним, но и в ласке ее преобладала некая снисходительность, словно он был домашний кот, а не муж. И все эти ощущения копились в душе, копились, пока не спутались в плотный комок, и не проглотишь его, не выплюнешь… И больше невозможно становится жить в этом несчастье, ни дня невозможно! Да за кого она его принимает, он что, приложение к ее красивой квартире? Удобный муж, слепой глухонемой капитан дальнего плавания?

Однажды он решил прояснить для себя всю ситуацию раз и навсегда, спросил у Марты прямо:

— Скажи мне честно, Марта, у тебя кто-то есть?