Семь крестов - Николай Прокошев

– Можешь зарубить его прямо здесь, – безразличный голос Бэзила прервал похожие мысли Пса. – Никто тебе слова не скажет, разве что спасибо. Только думай скорей, сюда уже едут люди с Трога.

– Полагаю, окажись я на его месте, он бы даже думать не стал – сразу бы прирезал.

– О-о, с каким еще удовольствием. На его счету не одна жизнь.

В том числе дети, женщины. А скольких он еще погубит, оставь ты его в живых…

– На своем веку я убил только двух людей – того брата и монаха Джанлуку. Но это были крайности. Я не мясник, пусть этот червяк живет. Искалеченный, он далеко не уйдет, – Пес с силой надавил ногой пруссу на рану. – Да и врагов, я думаю, у него предостаточно. Долго все равно не протянет. Зачем мне его кровь?

Через несколько минут на опушку въехали Трудевут, сыновья Денга и вышли еще несколько горожан с лошадьми без всадников. Раненого взгромоздили на коня и отправили в Трог. Затем принялись выкапывать клад – под землей находились два внушительных сундука, доверху набитые драгоценностями. Но отец лишь невесело улыбался. Понять причину его печали удалось, когда они подъехали к пятому флагу. Там их радостно дожидался рыжий любитель кострищ, голыми руками выкопавший свой сундук.

Бездыханное тело верного Крукше с отрубленной левой рукой и правой по колено ногой лежало неподалеку в кустах папоротника. Не сдержав нахлынувший поток слез, Пес попытался наброситься на обидчика, но Трудевут крепко обнял сына. Взахлеб рыдая на груди у отца, Гектор отказывался понимать, за что проклятый дух проводит его через такие испытания. Почему Крукше, этот славный паренек, должен был лишиться жизни в этом видавшем уже многие смерти лесу?

Вдруг Пес яростно отпрянул от Трудевута – ведь это он во всем виноват! Кто, как не он, притащил их на эти, будь они трижды прокляты, похороны. И если бы все остались дома, то ничего бы не произошло. Однако в удивленных глазах закаленного несметным количеством печальных событий предка прусс внезапно прочитал полное отсутствие чувства вины.

А ведь и вправду, Крукше являлся слугой Прокса, а не Трудевута. Он поехал за своим хозяином и, несмотря на жуткий страх перед жестокими соревнованиями, не дрогнул и решил полностью поддержать господина. Он, по сути, совсем еще мальчишка, не раздумывая последовал за ним, хотя мог и отказаться. Но не сделал этого, поскольку был безраздельно предан Проксу.

И пусть Пес не настоящий Прокс, но ведь Крукше не заподозрил подмены. Он не заметил разницы и пожертвовал жизнью только для того, чтобы тот, кому так преданно служил, не заметил в нем и тени предательства. Бэзил, так что же здесь нужно понять? В чем заключается это испытание? Сначала жертва-пастушок, а теперь и Крукше… Что дальше?

Гектор лично погрузил изуродованное тело слуги на лошадь и, обуреваемый горькими раздумьями, не спеша, молча ехал до самого Трога. Здесь на главном дворе уже развели погребальный костер, рядом с которым все на том же помосте лежал уже порядком высохший Денг.

Как только все собрались, местные вайделот и тулиссон положили тело на хворост. Все происходящее в дальнейшем обволокла мутная серая пелена. Многочисленная процессия во главе в вайделотом двинулась к потайному ходу, как две капли напоминавшему ход в Иезекамприсе.

Сначала на камень укладывали, а потом резали, как того пастушка, рабов Денга. Их оказалось одиннадцать человек. Никто не сопротивлялся – ни мужчины, ни женщины. Не слышались ни возгласы сожаления, ни рыдания. Как будто чья-то всемогущая рука расставила всех по местам или кто-то невидимый раздал роли, и люди безропотно их играли, послушно следуя чьей-то злой воле.

Из обрывков разговоров Гектор понял, что самого старшину отнесли на особый могильный курган, где хоронят лишь высокородных людей. Каждого принесенного в жертву раба или рабыню на носилках несли на костер, разведенный возле кургана. После сожжения истлевшие останки складывали в могилу к господину. Когда покончили с рабами, принялись за жен. Резали безо всякого сожаления и малейшего зазрения совести, как показалось измученному Псу. Пепел, оставшийся от жен, тоже складывали в яму к мужу.

Лошадей Денга забивали не на камне, а рядом с курганом. Как только погрузили в могилу останки лошадей, Ульга, мать детей покойника, которую убивать было нельзя как первую жену, принесла все оставшееся, что не зарыли для кладов, богатство. Драгоценности тоже бросили в яму и, наконец, начали закапывать.

Единственное, что помнил Гектор после завершения похорон, так это свою просьбу не сжигать Крукше, а просто похоронить его в отдельной могиле. Тогда же он отдал все выигранные им в борьбе за шестой флаг ценности. На непослушных ногах Пес добрел до кровати и отключился на целые сутки. Никаких снов он не видел, в последнее время все сновидения ему заменил голос бесплотного существа, который заставлял его участвовать в страшных и опасных событиях. Последняя мысль, посетившая Пса перед забытьем, была о том, смертны ли сами духи.

– Прокс, сынок, вставай, – тяжелая рука тормошила надолго заснувшего пришельца из будущего. – Плохи наши дела, приходил старик с кривой палкой. Меня вызывают на собрание в Ромове.

Кривули – помощники Криве-Кривайтиса, выполнявшие судейские функции, в случаях, когда появлялась необходимость известить земли о надвигающемся собрании, отправляли по городам своих представителей с изогнутыми палками. Когда такая палка вручалась королю, это означало, что он незамедлительно должен явиться в Ромове.

Гектор быстро собрался, умылся студеной водой и, наскоро сжевав два зеленых яблока, через десять минут уже вскочил на лошадь. Поехали они впятером – Трудевут, старший сын Денга Ляйгелло, Пес и двое сопровождающих. Дядька иногда рассказывал Гектору о стародавних временах все, что знал, правда, совсем мало. Но из тех обрывочных сведений племянник умудрился забыть почти все, однако о главном святилище своих предков кое-что он все же запомнил.

Раньше Ромове располагалось в Натангии, но оттуда его пришлось перенести в связи с участившимися набегами поляков. Дело было в том, что на заре десятого века в Пруссию прибыл известный христианский миссионер – второй пражский епископ, друг императора Оттона III и советник римского папы Адальберт. Это был человек с тяжелой судьбой, но очень близкий к Богу. Тогда люди верили, что в тысячном году наступит конец света, и Адальберт, твердо вознамерившийся стать проповедником, решил вовлечь в лоно христианства как можно больше язычников, пока еще оставалось время.

Проходя по Польше, он попросил у князя Болеслава Храброго, который весьма благосклонно относился к пастырю, несколько подопечных и лодку. Князь рассчитывал, что христианизация пруссов остановит их постоянные опустошительные набеги. Также с чехом отправились его сводный брат Гауденций и священник Бенедикт. Мягкое течение Вислы вынесло их в Восточное море[49], и через несколько дней смелые миссионеры высадились на севере Самбии. Матросы, стоило барке причалить, немедля развернулись и погребли восвояси, подальше от этих безбожных берегов.