Смерть может танцевать 6 - Макс Вальтер

Я в этот момент невольно усмехнулся, вспомнил, как местные жители впервые его попробовали. Мы тогда с Лемой на охоту ушли. Стало уже невмоготу от овощной и ореховой диеты. А здесь, словно сами Боги подбросили нам кабана, который без зазрения совести ковырялся пятачком на соседней лужайке. Его следы мы приметили давно, но как-то были очень заняты, пока решали первичные организационные вопросы, ставили всё на поток. Новобранцы в те дни валили целыми толпами и их распределение, обучение новым порядкам занимали большую часть времени.

И вот настала пора выследить добычу, чем мы с превеликим удовольствием занялись. Кабаньи следы обнаружили сразу, а спустя час уже застали на водопое. Лема уже собиралась выпустить ему стрелу в шею, но я придержал, негоже так. Говорят, что даже хищники не охотятся в такие моменты, лгут, конечно, и примеров тому множество. Однако в голове этот факт отчего-то засел, да и в чём азарт?

Будущая добыча наплескался вдоволь, ещё раз сунул пятачок в воду и не спеша двинул в сторону высоких зарослей. Что у него там за дела, мы выяснили спустя двадцать минут, когда выбрались к трём, сросшихся у основания, пальмам. Этот боров тёрся о них высоким горбом и аж похрюкивал от удовольствия. Глядя на него, у меня самого возник зуд под лопаткой, захотелось точно так же прижаться спиной к шершавому стволу и потереться. Но это ощущение — фантомная зараза, практически как зевота, и я это понимал, а потому усилием воли подавил его.

На этот раз Лему останавливать не стал. Она натянула тугую тетиву до самого уха, наложив на неё стрелу с широким наконечником и с громким «трень-нь-нь» отправила в полёт. Кабан — это очень грозный зверь. В его характере основной чертой является «мстительность». Будучи раненным, он способен преследовать обидчика вплоть до самого дома, или пока не умрёт от потери крови. И этот не стал исключением.

Стрела вспорола ему глотку и вместо того, чтобы рухнуть замертво, кабан взревел, развернулся в нашу сторону и рванул в атаку. В этот момент Лема вновь натянула тетиву, но на этот раз стрела была бронебойной, с острым и тонким наконечником. В дичь она устремилась, когда нас разделяли каких-то десять метров, и вошла ему точно в глаз. На всякий случай страховал девушку с дротиком в руке. Нет, я не сомневался в её точности, сомневался в желании умирать у кабана. Но второй стрелы хватило. Зверь споткнулся и рухнул на землю, перелетел по инерции через голову, проскользил с полметра по влажной траве и завизжал, забился в агонии, вырывая копытами дёрн.

Довольные собой, мы соорудили из широких пальмовых листьев волокуши и приволокли мощную тушу в лагерь. Здесь, подвесили за задние копыта на турнике, и прямо во время тренировочного процесса, принялись разделывать. Естественно, всё внимание было моментально приковано к новому, совершенно незнакомому доселе занятию.

Вскоре с него стекла вся кровь и была содрана шкура. Затем мы довольно шустро разделили тушу на крупные запчасти, которые замариновали в двух глиняных ваннах. Для этого использовали кислую ягоду, а также остатки соли и различных приправ, что принесли с собой из нашего мира. Всё это время на наши головы бесконечно сыпались различного рода вопросы, на которые мы очень уклончиво отвечали, например: «Скоро сами узнаете». К вечеру на запекание мяса собралась целая толпа, а Лему едва не причислили к богам, после того как она развела огонь при помощи походных, негаснущих спичек.

Огонь развели в яме, куда и опустили впоследствии маринованные куски, закрепив их при помощи лианы, на вертикально переброшенные через яму палки. Всё это накрыли толстым слоем пальмовых листьев, а сверху ещё земли и дёрна добавили, чтобы перекрыть в яму доступ кислорода, тем самым предотвратить возникновение открытого огня. Люди всё ещё ничего не понимали, для них это выглядело странным ритуалом и только. Мясо таким образом будет готовиться часов пять и ждать результата, сидя рядом, мы не собирались, как, собственно, и объяснять свои странные действия. А потому люди вновь разошлись, хотя любопытства проявлять не перестали.

О конечном результате знали лишь пятеро генералов, и вот они без устали облизывались, при этом каждые пятнадцать минут по очереди проверяли, не упустили ли открытие ямы. В итоге они обозвали ночь «праздником живота», а местные с чего-то восприняли это дело всерьёз. Полноценно нажраться мясом не получилось. Мы не предполагали, что люди вот так, с ходу, смогут перешагнуть порог отвращения к животной пище. Но, как оказалось, недооценили их веру в Богов.

Они восприняли всё как очень важный ритуал и выстроились в очередь на дегустацию. Всем досталось по небольшому куску, граммов сто, может, сто пятьдесят. Однако даже на совершенно неопытных аборигенов, запах и вкус произвёл неизгладимые впечатления. Чего уже говорить о нас. Мы едва слюнями не захлебнулись, пока доставали пропечённую кабанятину. Сейчас многие блюда уже стали нормой, однако запекание мяса в яме отныне называется не иначе как: «Праздник живота» и производится с регулярностью раз в квартал, естественно, во славу меня, научившего глупых людей величайшему искусству.

Впрочем, своего я добился и на этот раз. Сладкий аромат мяса на углях заставил Константина едва ли не завывать от голода. А если он весь год питался по правилам местной диеты, то я ему сейчас вообще не завидовал. У самого живот от голода крутить начало.

Минут через пятнадцать, мы с Мышем вновь вернулись в камеру, с двумя блюдами, на которых аппетитной горкой возвышались жаренные на углях кабаньи рёбра. Уселись напротив пленника и принялись с невероятным удовольствием вгрызаться в еду. Впрочем, сильно притворяться даже не приходилось, так как блюдо в самом деле удалось. С золотистой корочкой снаружи и сочным жирком внутри, который тёк по рукам, а какой они источали аромат…

— Да на, пожри, не стесняйся, — Мыш бросил к ногам Константина наполовину обглоданное ребро с приличным куском мяса.

Пленник удержался, хотя его взгляд выражал абсолютно всё, что он о нас сейчас думает. Следующую кость метнул в него я, вот только она уже была абсолютно чистой, как и та, что полетела к его ногам после неё. И так продолжалось до тех пор, пока мы не наелись. При этом на моей тарелке остался единственный нетронутый кусок.

— Будешь? — нехотя я протянул его Мышу.

— Фух, нет, боюсь, в меня уже не поместится, — поморщился тот.

— Я тогда ему отдам, — кивнул я в сторону Константина.

— Я не против, — согласился со мной Мыш. — Только дай соусом вначале приправлю.

Я протянул ему блюдо, а он в точности повторил процедуру с моим недавним плевком. Вот только он полетел не в лицо пленника, на единственный, нетронутый кусок мяса. Мы оставили тарелку на столе и снова покинули пленника, предоставив его самому себе. Естественно, без присмотра его никто не оставил. Я вновь сместился в хитрой системе наблюдения, о существовании которой в камере не было и намёка. Хотя не удивлюсь, если Костик догадывался, что находится под пристальным контролем.

Судя по всему, стадию торга мы пропустили, сразу перешли к депрессии. Вот теперь его вид был искренним, взгляд устремлён в никуда, на лице явное выражение отсутствия мысли. Если некоторое время он продолжал злиться, затем боролся с искушением, а возможно, и с отвращением, то сейчас мозг попросту выключил его из стрессовой ситуации.