Алая шкатулка - Кэтрин Фишер

– Откуда у тебя это? – спросил Маскелайн.

Пирс постучал указательным пальцем по носу и сказал:

– Не только у вас одного есть секреты.

В его голосе было такое откровенное злорадство, что Уортон поспешил вмешаться:

– Предполагается, что мы работаем сообща.

– Вот и объясните ему это. – Пирс схватил манускрипт и спрятал его в карман. – В следующий раз своими заклинаниями он засунет меня в фарфоровый горшок.

– Да уймитесь вы, ради бога… Пирс, что с рекой? Она рычит, как дикий зверь. Это место когда-нибудь затопляло?

Пирс безразлично пожал плечами:

– Не знаю. Может быть.

Маскелайн с проводами в руках повернулся к ним спиной.

Уортон раздраженно выдохнул. Что происходит между этими двумя? Они враждуют? Это вызывало тревогу.

Но тут Ребекка взяла Уортона за руку и оттащила в сторону:

– Забудьте вы о погоде. У вас есть проблемы посерьезнее.

– Что еще?

– Сара. Она задумала кое-что украсть у Саммер. И подменыша перетянула на свою сторону.

Уортон похолодел:

– Украсть? Что украсть?

Ребекка пожала плечами:

– Какую-то монету.

Сара стала невидимой.

Кожа зудела все сильнее. Каждый раз, когда это происходило, у нее возникало такое чувство, словно она опять отдается во власть Януса. Будто бы снова возвращается в лабораторию.

Девушка натянула резиновые сапоги, надела плащ и выскользнула из комнаты. Она позволила себе вспомнить тот день в пугающе белой клинике. Тогда, придя в себя после наркоза, Сара почувствовала, как потусторонний холод закрадывается в самые дальние уголки ее мозга. Она помнила, как это было страшно. Холодная белизна все увеличивалась и как снежная лавина затопляла ее разум и воспоминания.

Сара тряхнула головой.

Этого больше не повторится.

Лучше умереть, но только не это.

Аббатство пропиталось влагой. В коридорах никого. Девушка крадучись шла по Большой галерее. Со стороны Тропы монахов доносились приглушенные голоса. Под ногами скрипели половицы. Сара быстро прошла мимо комнаты Джейка, мимо спальни Уортона, мимо запертой двери в комнату Венна, где тот предавался мрачным мыслям под смеющимся портретом на стене.

Спустилась по лестнице.

Внизу, как сторожа, сидели две кошки и с недовольным видом следили за ней раскосыми зелеными глазами.

У Сары екнуло сердце – они ее видели.

У парадной двери она проверила рюкзак. Вода, еда, маленький стальной нож.

Отодвинула засовы, открыла покореженную от сырости дверь и выглянула наружу.

А потом – ушла. Тихо, как шепот.

Как призрак.

– Смотрите, – едва слышно сказала я.

Вокруг стола зашелестели удивленные голоса. Руки крепче сцепились в кольцо.

Все вглядывались в загадочную черную поверхность зеркала в серебряной раме. В зеркале мелькали смутные силуэты, чей-то голос произносил одну лишь фразу и тут же стихал, появлялись и исчезали какие-то комнаты.

– Есть там кто-нибудь? – дрожащим от страха голосом спросила я. – Есть ли там дух, желающий заговорить?

В зеркале появилось множество теней.

Я содрогнулась и забилась в конвульсиях. Это у меня хорошо получалось – я много тренировалась. Потом распахнула глаза и увидела, с каким восторгом смотрят на меня сидящие вокруг стола дамы и пара джентльменов в черных сюртуках.

– Я здесь. – Мой голос совершенно изменился, стал тонким и писклявым, как у ребенка: – Мама?

По крайней мере половина женщин за столом вскрикнула. Естественно, я знала, что каждая из них кого-то потеряла. Да, вы вправе подумать, с моей стороны было жестоко эксплуатировать их горе. Но в свое оправдание скажу: я совершенно искренне считала, что мои сеансы им помогают. Что в них они находят утешение.

– Мама, – пришепетывая, пробубнила я, – это твое дорогое дитя. Я счастлива. Я вижу тебя.

Слезы. Рыдания.

Я продолжала всматриваться в черноту зеркала. Все сеансы я заранее планировала и отрабатывала до мельчайших деталей. Мне уже приходилось бывать пропавшим в Крыму супругом, прапрабабушкой, чья наследница – известная мотовка – хотела разузнать, куда подевалось колье с бриллиантами. Моим следующим духом должна была стать новопреставленная тетушка одного нервного молодого человека, который, как успела разузнать моя горничная, был по уши в долгах. А завещание тетушки еще не нашли.

Я открыла рот и приготовилась заговорить старушечьим голосом.

Зеркало рассмеялось.

Признаюсь, меня бросило в дрожь.

Смех был настолько зловещим и настолько нездешним, что на его фоне все мои имитации имели бледный вид.

Мои клиенты оцепенели. Казалось даже, что пламя свечей в полумраке комнаты стало меньше.

В черном зеркале появился чей-то силуэт.

– Кто это? – спросила я. – Дэвид? Это вы?

Сердце громко забилось у меня в груди. В камине затрещали дрова.

– Моя дорогая мадам, – совершенно спокойно сказал он, – кажется, мы незнакомы. Меня зовут Янус.

Джейк стоял в небольшой гардеробной, которая располагалась между комнатой его отца и спальней Венна. Дверь в комнату Оберона была заперта. В коридоре послышались чьи-то шаги. Джейк замер, взявшись за холодную мраморную ручку, постоял так немного и решил, что это ему показалось. Скорее всего, это вода капала с крыши.

Юноша выбрал на связке очередной ключ. Связку он украл из кухни полчаса назад, пока Пирс увлеченно работал над своими бумагами. Ключ подошел.

Джейк удовлетворенно улыбнулся, повернул ручку и очень медленно приоткрыл дверь.

Обстановка в комнате, как и всегда, была спартанской.

Венн, полностью одетый, лежал на кровати, укрывшись черным пальто. На черно-белом лоскутном одеяле присохла грязь от ботинок. Оберон спал крепко, как до предела уставший человек, дыхание его было ровным и неглубоким.

Какое-то время Джейк просто смотрел на него. Он почти не знал крестного, не знал, каким он был на самом деле. Все эти истории о его исследованиях, легендарные серии передач на телевидении, восхождение в одиночку на Катра-Симбу… все это – публичный образ известной личности.

Но кто сейчас лежал перед ним на кровати? Кто этот измученный, вспыльчивый, виновный во всем человек. Смертный? Или Ши? Или чудовищная смесь того и другого? Ши определенно не могли испытывать печаль. И Джейк не был уверен в том, что они вообще когда-нибудь спят.