Народный мститель - Кирилл Казанцев

Милиционеры вздохнули с облегчением. Им показалось, что жизнь снова налаживается. Налаживалась, конечно, не совсем так, как им хотелось бы. Но, дав согласие сотрудничать, они могли сохранить собственную свободу и даже должности.

– Я согласен дать показания, – произнес Иванов и поспешил добавить: – Он тоже. Давай, Толян, соглашайся.

Лейтенант Баранов согласно кивнул, но уточнил, что их показания следует оформить как явку с повинной – мол, совесть заела. Андрей тут же подтвердил, что может это сделать, и даже уточнил – в случае чего готов гарантировать милиционерам максимум условный срок. Сделка состоялась.

Теперь допрос пошел гладко. Ларин лишь уточнял детали и задавал наводящие вопросы, а милиционеры в подробностях выкладывали все, что его интересовало. Сдали они буквально всех. Особое внимание уделили начальнику родного управления ГИБДД, который угрожал им, требуя полного молчания по поводу трагедии с участием «дьявольского «мерса». Особо напирали на то, что все им пришлось делать под давлением, иначе они никогда не встали бы на преступный путь. По большому счету, в этом милиционеры были правы, вот только никому на них особо давить не приходилось – их фальшивые показания и лживо составленные протоколы просто-напросто оплачивались.

Видеокамера бесстрастно фиксировала их признания.

Наконец последние слова были произнесены. Больше милиционеры ничего сказать не могли. Ларин выключил камеру.

– Ну, вот и все, – сказал он спокойно.

Капитан Иванов спросил, заикаясь от волнения:

– И что, теперь мы можем быть свободны? – Он приподнял скованные руки.

– Конечно. Если не считать угрызений совести. Но каждый человек делает свой выбор сам. А содеянное вами, на мой взгляд, не вяжется с формой и званиями офицеров.

Милиционеры недоуменно смотрели на «дознавателя». Их удивляла странная перемена, произошедшая с ним. Ведь он заговорил о странных вещах: о совести, офицерской чести… Причем сделал это как-то походя, словно заранее знал, что эти слова для них пустой звук. Но пережитые страх, унижение уже не оставляли места в сознании преступников для таких мелочей. Неожиданно засветившая свобода манила со страшной силой.

– Снимите с них наручники, – небрежно заметил Андрей, собирая вещдоки со стола, и тут же предупредил: – Только не оборачиваться.

Капитан приподнял скованные руки и услышал, как кто-то подошел к нему со спины. Он уже предвкушал, как браслеты освободят запястья, как они с лейтенантом выйдут из этого странного подземелья, вернутся в управление, сдадут оружие, а затем можно будет и выпить, чтобы снять стресс. И в этот момент что-то острое и тонкое вонзилось в шею капитану. Он еще успел почувствовать, как ему в мышцу быстро вводят что-то прохладное. Голова мгновенно закружилась, яркий свет настольных ламп померк, капитан потерял сознание и с грохотом упал с табурета на пол. То же самое синхронно произошло и с лейтенантом.

Через четверть часа те же самые спецназовцы, которые помогали Ларину на безлюдной улице, уже тащили по гулкому бетонному коридору неподвижные тела капитана Иванова и его напарника. Дверца микроавтобуса с тонированными стеклами плотно закрылась, еле слышно заработал мотор. Автомобиль выехал с подземной стоянки и влился в вечерний транспортный поток.

Капитан Иванов понемногу приходил в себя. Сначала к нему вернулось зрение. Оказалось, что он полулежит с открытыми глазами на переднем сиденье в машине. За лобовым стеклом в полумраке виднелись уже знакомые стены новостройки, злополучный дощатый забор. А за ними в низине переливается огнями Кольцевая автодорога. Страшно болела голова, и не внутри, а снаружи. Будто бы лоб прижигали каленым железом. Машина была та самая: новенькая, патрульная, к которой Иванов еще не успел окончательно привыкнуть. Но пока еще он находился под действием какого-то неизвестного ему препарата. Все происходившее казалось то ли сном, то ли бредом. Ну, в самом деле, почему он снова сидит здесь? Почему на нем вместо милицейской формы штатская одежда? Почему так страшно болит лоб, а рядом откинулся затылком на подголовник Толян? Почему и на нем штатское? Зачем он по самые глаза натянул на себя дурацкую лыжную шапочку? И с какой это стати в машине пахнет пригоревшим шашлыком?

Из-за строительного забора неторопливо и беззвучно выехал мотоцикл. Байкер, сидевший на нем, как в рапиде прокатил перед самым капотом машины и выразительно показал крагу с оттопыренным средним пальцем.

– Бред, полный бред, – прошептал капитан и прикоснулся к своей голове, ощутив под пальцами колючий шерстяной трикотаж вместо фуражки или привычной короткой стрижки.

И тут прорезался слух. Знакомые голоса доносились из динамиков. Работал встроенный в машину СD-плеер. И капитан узнал собственный голос и голос своего напарника. В записи повторялись их признания, сделанные под безжалостными лучами настольных ламп в подвальном помещении без окон. Иванов потянулся и включил в салоне плафон, осмотрел свои запястья. Да, недавний допрос не был плодом его воображения. На руках явственно проступали следы от наручников. Но почему так болит голова?

Он потянул пальцами лыжную шапочку, надетую на его голову. Та затрещала и, отдавшись болью во лбу, сорвалась. Капитан глянул на свое отражение в зеркальце заднего вида, укрепленном над лобовым стеклом. Глянул и обомлел. На его лбу среди волдырей чернело и кровавилось выж-женное каленым железом слово: «ВОР».

– Нет!!!

Иванов сорвал с головы лейтенанта лыжную шапку, под которой обнажилась точно такая же надпись. И принялся его трясти.

– Толян, Толян!

Тот никак не хотел открывать глаза. Капитан принялся хлестать его по щекам. Наконец лейтенант замычал, и веки его разомкнулись. Иванов заикался, хрипел и тыкал пальцем в зеркальце, пытаясь убедить лейтенанта в том, что все происходящее с ними – явь. На это ушло минут пять. После чего капитан вытащил диск из проигрывателя, бросил его на асфальт и принялся яростно топтать ногами. Но тот лишь скрипел и не хотел рассыпаться на осколки.

– Это подстава, подстава, – неистовствовал Иванов, – ты понимаешь, Толян, нас подставили!!!

– Но он же из ФСБ, – практически хныкал лейтенант, сидя на бордюре, и осторожно вздрагивал от каждого прикосновения, ощупывая ожоги на лбу.

– Какое, на хрен, ФСБ?! Не могли «фейсы» такого сделать!..

Наконец-то блестящий диск треснул, расколовшись на несколько кусков. Иванов сгреб их в ладонь, бросил к забору и принялся втаптывать во влажную глину. Он перевел дыхание лишь тогда, когда смешал их с землей.

– Не знаю, не знаю, что это было, – прохрипел он, садясь в машину.

Лейтенант поднял голову, глянул на старшего наряда и глухо проговорил:

– А, может, мы с тобой уже того… На том свете?

– У тебя крыша поехала?

Капитан провернул ключ в замке зажигания – стартер даже не отозвался. Иванов распахнул капот машины и сплюнул на асфальт. Электропровода, ведущие к двигателю, были вырваны с мясом.