Подлодки адмирала Макарова - Анатолий Матвиенко

В 1876 году в Стамбуле случился государственный переворот. Новый султан Абдул-Хамид Второй отмел ультиматум европейских стран, объявив его вмешательством неверных во внутренние дела исламской державы. В начале 1877 года Турция, наконец, оказалась в изоляции. Россия впервые за много лет получила шанс примерно наказать вековечного противника, с непременным условием: побить турок до того, как Англия слишком взревнует к военным успехам. Посему действия перед войной с османами начались в Балтике. Впервые с Крымской баталии близ обоих Кронштадтских фарватеров, вокруг гаваней Либавы, Ревеля, Риги, Гельсингфорса приготовились к постановке новейших минных заграждений. Если британцы захотят укоротить русских защитников христианской веры, им стоит ждать потерь задолго до огневого контакта с Балтийским флотом.

О том, что война с ослабленной Оттоманской империей выйдет победной и скорой, в Санкт-Петербурге не сомневались. Однако жизнь — изменчивая штука. Кампания, план которой лично правил Государь Император, пошла решительно не так, как ожидалось в столичных кабинетах.

Волглый ветер срывал фуражку и трепал черную офицерскую шинель. Денщик подхватил чемоданы, споро унося их к экипажу. Берг представил, сколько вещей потребно, если в Севастополь перевозить жену с сыновьями, кухарку и горничную. Память о крымском разгроме 1855 года помогла настоять, что в прифронтовом городе женщинам с малыми детьми не место.

Конечно, война еще не началась, но ее чумовое дыхание слышалось явственней. Да, христианский долг зовет на помощь угнетенным единоверцам на Балканах, как в свое время подвигнул начать борьбу с рабовладельческим Югом. Но даже самая справедливая война вызывает неисчислимые жертвы. Изо всех щелей вылезает грязь — действительная, хлюпающая под ногами, и разъедающая души нравственная.

Главный командир Черноморского флота и портов вице-адмирал Николай Андреевич Аркас, суровый и надменный начальник, встретил Берга как родного.

— Воистину жаль, что мало так с вашим батюшкой служил. Мориц Борисович — легенда Николаева и Севастополя. Коли б не его энергические действия, столько не выстоял бы наш город.

— Благодарю, ваше превосходительство.

Александр Маврикиевич слышал разные отзывы о роли отца в крымской трагедии. Далекие от флота партикулярные личности, любители «свободомыслия», обожали пенять Бергу-старшему, что не вывел флот навстреч англо-французской армаде и не добился виктории с превосходящим врагом, как бриг «Меркурий» в баталии с турками. Отслужив много лет в России и на флоте Соединенных Штатов, сын адмирала прекрасно понимал, что командующий не допустил бесплодного избиения русских и сохранил флотские экипажи, без которых Севастополь пал бы намного скорее. Но объяснять азбучные истины всеведущим дилетантам не хотелось. Исключение — болван Михайлов, из-за дуэли с которым пришлось надолго оставить корабли под Андреевским флагом.

— Ожидаю, унаследовали вы от батюшки живой ум и гибкость мысли. На Черном море не просто хорошие офицеры нужны — новаторы. Ваши подводные лодки служат тому подтверждением. Через час я назначил совещание. Ожидаем начало войны не позднее марта-апреля. От флота ждут чуда. Хоть «поповки» в Босфор загоняй.

— В марте? Ваше превосходительство, этой зимой море во льдах!

— Дорогой Александр Маврикиевич, в том беда и радость здешней службы. От царского и генерал-адмиральского ока далече, командую по своему разумению. Зато раз в полгода получаю циркуляр — хоть стой, хоть падай. Босфор и южное Черноморье незамерзшие, изволь воевать.

Пока не появились капитаны броненосцев, адмирал высказал все, что у него наболело по поводу двух нелепых посудин. Малая скорость, под стать колесным пароходам, приковала «поповки» к двум портам. Вздумай османы высадить десант по примеру прошлой войны, круглые корабли не поспеют к месту высадки. Без малого десять миллионов на них затрачено. За эти деньги Севастополь, Керченский пролив, Одессу и другие заманчивые к приступу места можно было бы прикрыть береговой артиллерией куда лучше.

— Уповаю на провидение. Даст бог, плавательные наши блины не побьют, так хоть отпугнут турка.

Адмирал раскачивающимся морским шагом расхаживал по кабинету, из окон которого просматривались бухта и замерзшие корабли на рейде, закованные в белый панцирь, с тяжелым обледенелым рангоутом, безмолвные свидетели свирепого шторма, сменившегося морозом. Они — как деревья в феврале. Не верится, что скоро весна и они оживут.

— В обороне и ретираде победа не добывается. Для активных походов к турецким берегам я с прошлого года вооружаю пароходы РОПиТ. Имеется двенадцать двадцатитонных быстрых катеров Торникрофта с паровыми машинами от подводных лодок на сто восемьдесят индикаторных сил и одним аппаратом под шестнадцатидюймовую духовую торпеду. И, конечно, ваши с Макаровым потаенные суда.

— Не подведем, ваше превосходительство. Только сроки напрягают изрядно. Николаев «Катрана» и «Кальмара» соберет к 1 марта. Зима холодная выдалась. Как лиман ото льда откроется, спустим их на воду. Однако болезни репетиторной сборки неизбежны. Дай бог, к апрелю управимся.

— Поторапливайтесь, Александр Маврикиевич. Экипажи обучены?

— Так точно, на Балтике.

— Из четырех лодок Степана Осиповича лишь три в строю, одна минная. Он вам сам расскажет, как «Пиранью» на скалы загнал.

— Прискорбно, ваше превосходительство, но пенять не буду. Сложно под водой курс держать. Слава богу, все живы. На «Мурене» девять душ преставилось, когда под пароход угодили.

Вошедший Макаров отдал честь адмиралу, затем поздоровался с Бергом, который обнял его без церемоний.

— Возмужал, Степан, заматерел. Настоящий подводный диавол!

— О, ты тоже времени не терял, в высокоблагородия выбился.

— Что поделаешь, брат. Подле властей предержащих всегда так — скоры они и на суд, и на расправу, и на незаслуженные блага.

— Хорош скромничать! Лодки ваяешь — каждая лучше прежней. Не терпится на «Кальмар» поглядеть.

Берг предложил присесть у длинного стола, достав из папки чертежи лодки.

— Шаг вперед, два назад. Веришь ли, я до сих пор не знаю, какие торпеды лучше. Адмиралтейство за дешевизну схватилось. Шутка ли — полторы тысячи рублей вместо четырех. Зато дальность лишь два кабельтовых, калибр меньше. Утешает, что бьют куда точнее духовых.

Лодка «Катран» и ее систершипы приспособлены под облегченные четырнадцатидюймовые торпеды системы Хоуэлла. Американский изобретатель в качестве двигателя установил маховик, названный им «гироскоп». Раскрученный до десяти тысяч оборотов в минуту, он разгоняет торпеду до четырнадцати узлов и сообщает ей прямое движение, недоступное мине Уайтхеда. Никаких пузырьков. Одна напасть — после четырехсот ярдов скорость резко падает. Да и на катера четырнадцатидюймовку не поставить — нет на них электромоторов на закрутку маховика. Так в Императорском флоте появилось два несовместных типа торпед.