Граф Остерман - Николай Иванович Павленко

более подробно писал Шетарди: «Три последние ночи были проведены лучше. Царица довольно хорошо почивала. И хотя спокойствие ее несколько уменьшилось, затем вследствие перемен, неизбежных у женщины известного возраста, которая присоединилась к прежним ее недугам и теперь вполне выяснилась; португальский доктор, по-видимому, нисколько не оправдывает надежд, им питаемых».

В депеше, отправленной Шетарди 18 октября, описываются обстоятельства, при которых Бирон стал регентом: «Он стал перед Анной Иоанновной на колени, не скрывая от нее ее тяжелого положения, жаловался на беспросветное свое будущее и просил ее назначить его регентом-правителем на время несовершеннолетия Ивана. Она согласилась на его просьбу и велела написать указ, что в случае своей смерти Бирон назначается регентом. Под этим документом подписались члены Синода, Кабинета министров, Сената, генералитет и президенты коллегий».

Шетарди отметил недовольство русских этой акцией. По его мнению, если регентство должно быть передано иностранцу, то оно должно оказаться в руках герцога Брауншвейгского, супруга матери императора. Но русских не устраивал и этот кандидат: «они заметили, что герцог Курляндский опозорил их монархиню перед глазами всей Европы и покрыл ее вечным позором, который она уносит с собой в могилу. Они нимало не остаются равнодушными к несправедливостям относительно принцессы Елизаветы». Шетарди, кроме того, пророчил печальное будущее регента Бирона: «Давая, однако, более свободный ход своему честолюбию, он стремится, по-видимому, тем скорее к своей погибели».

Враждебное отношение русских к иноземному засилью зарегистрировали не только отечественные, но и иностранные источники. Английский дипломат К. Рондо в январе 1731 г. доносил: «Все эти лица (два брата Левенвольде, Ягужинский, Остерман. — Н. П.) иноземцы, они постоянно окружают государыню, ни одна ее милость не дается мимо их, что бесит русских, даже ближайшие родственники ее величества едва ли имеют значение».

В первые два-три года царствования Анны Иоанновны Бирон, Остерман и Миних, по свидетельствам К. Рондо, «действовали совсем заодно и одни управляли всеми русскими делами. Согласие между ними продолжалось и некоторое время по возведении графа Миниха в фельдмаршалы (февраль 1732 г. — Н. П.); но затем последний, полагая, что стоит так же близко, как и Остерман, к ее величеству и обер-камергеру, и задумал погубить вице-канцлера и попытался возвести на него обвинение. «Миних стал обращаться со всем генералитетом надменно. Он заключил несколько трактатов, крайне невыгодных для ее величества, так что исправлять ошибку призвали Остермана, который обвинил Миниха во вмешательстве в дела, в которых он не имеет понятия, что еще более обострило его вину. Они теперь принимают меры погубить друг друга». По мнению Рондо, победителем в этой схватке окажется Остерман, обладавший большим опытом в интригах, а также умением наносить сопернику удары в самое неблагоприятное для него время.

Немцев погубило соперничество друг с другом, каждый из них не стеснялся в выборе средств, чтобы отправить соперника в ссылку.

Нельзя не отметить бросавшуюся в глаза современников-иностранцев одно новшество в жизни двора в царствование Анны Иоанновны — ее страсть к роскоши. Запросы Петра Великого, довольствовавшегося простой пищей, лишенной расточительности, скромность его двора сменились невиданной и поощряемой императрицей роскошью, расточительностью вельмож, состязавшихся друг с другом в блеске экипировки, в употреблении дорогих заморских вин, приобретении роскошных экипажей, количестве слуг: лакеев, скороходов, кучеров, блиставших в одежде, стоившей многие сотни рублей. Коронация, первая публичная акция императрицы, состоявшаяся 28 апреля 1730 г., сопровождалась «большой торжественностью, чем коронование кого бы то ни было из ее предшественников. Никогда здешний двор не был так блистателен, как в этот день».

Ежегодно помимо значимых церковных праздников отмечались дни рождения императрицы и принцесс Елизаветы Петровны и Анны Леопольдовны, дни их тезоименитства, годовщины восшествия на престол, годовщины учреждения гвардейских полков и др. Характерная особенность царствования Анны Иоанновны: небывалая роскошь сочеталась с грубыми вкусами и весьма скромными культурными и духовными запросами — императрице доставляли удовольствия драки придворных карлов или наблюдения за движениями по Неве в течение многих часов барок.

Праздничные обеды и ужины, следовавшие за ними балы, маскарады и фейерверки стоили немалых денег, но их императрица не считала. Приведем некоторые свидетельства современников-иностранцев, зарегистрированных в их депешах. Лето 1730 г. Анна Иоанновна провела в Измайлово, «где живет в чрезвычайной роскоши». В день коронации императрицы 28 апреля 1731 г. во дворце состоялся торжественный прием, «на всех были великолепные наряды». 28 января 1733 г., в день рождения императрицы, состоялся во дворце обед, на котором присутствовало множество представителей «русской знати».

Характерная деталь: Шетарди до 18 октября, вероятно, считал причиной смерти Анны Иоанновны подагру. В этот день он отправил своему министру Амело письмо с извещением: «Царица скончалась вчера утром между девятью и десятью часами вечера от подагры, которой она хворала уже несколько недель». Лишь спустя неделю после вскрытия, 25 октября, Шетарди стала известна подлинная причина смерти Анны Иоанновны. В письме от 25 октября он писал, что в правой почке у нее было обнаружено два камня средней величины и несколько мелких камней. Один из крупных камней перекрыл мочеиспускательный канал и вызвал гангрену, которая и причинила смерть». В последние дни камни причиняли ей чрезвычайные страдания.

После кончины Анны Иоанновны в стране возникла достаточно сложная и запутанная политическая ситуация. Дело в том, что умерла не просто императрица, покровительствовавшая засилью немцев в правительстве России, а императрица, доверившая управление страной своему фавориту Бирону, руководителю Кабинета министров Остерману и президенту Военной коллегии и главнокомандующему русской армией фельдмаршалу Миниху. Если бы этот «триумвират» жил в мире и согласии, то неизвестно, сколь бы долго могла продолжаться в России бироновщина.

Но в том-то и дело, что «триумвират» после кончины Анны Иоанновны подвергался серьезным испытаниям на прочность — входившие в него лица, более не сдерживаемые императрицей, вели борьбу за власть, и взаимная враждебность ослабляла их силы и в конечном счете привела к гибели: Остерман люто ненавидел Миниха, тот проявлял такую же ненависть к Остерману, оба они завидовали фавориту и после смерти его покровительницы получили возможность расправиться с ним.

Но соперничали не только немцы, стоявшие у подножия трона, стабильность отсутствовала на самом троне. Анна Иоанновна перед кончиной назначила своим преемником трехнедельного ребенка, а регентом определила до его совершеннолетия своего фаворита Бирона, продержавшегося в этой должности несколько недель. Он был лишен регентства стараниями Миниха, совершившего с кучкой преображенцев переворот в пользу матери императора герцогини Мекленбургской Анны Леопольдовны. Бирона отправили в ссылку в далекий сибирский город Пелым.

Правительницей стала мать ребенка Анна Леопольдовна, продержавшаяся в этой ипостаси чуть больше года и лишившаяся ее в результате очередного переворота, на этот раз