Кесари и боги - Вера Камша

– Вы рожаете, – отрезал врач, – хоть вы и этого еще толком не начали. Ложитесь, я сказал!

Мария вздрогнула всем телом и опустилась, почти упала на скомканные подушки. Бенеро громко втянул воздух и как ни в чем не бывало уткнулся в свои инструменты. Инес воровато глянула на уставившуюся в потолок подругу и шмыгнула к столу.

– Возьмите в сундуке платок и завяжите голову так, чтоб не выбивались волосы, – не глядя, велел врач.

Инес повиновалась. Белая ткань пахла странно и приятно. Как давно она не надевала белого… Тоненько звякнул о стекло металл – врач ловко подхватил щипчиками белый комок и опустил в плошку с отваром. Странный инструмент в огромной руке казался игрушечным.

– Сеньор, посмотрите, что там, внизу, – торопливо шепнула Инес, косясь на закрытое окно, – я ее отвлеку.

– Внизу фонтан, украшенный мраморным орлом, – и не подумал прервать свое занятие Бенеро. – У нас больше не будет времени для разговора, сеньора. Схватки начнутся практически сразу и будут сильными и крайне болезненными. Очень быстро – в течение часа-двух – они станут ежеминутными. Вы помните, как рожали?

– Да! – Инес со злостью засунула под косынку очередной завиток.

– Вашей подруге придется хуже, чем вам.

– Ей уже хуже! – Инес непроизвольно шагнула к постели, словно намереваясь заслонить Марию. – Она выживет?

– Никогда не задавайте таких вопросов, – прикрикнул Бенеро, – просто делайте, что нужно. Готовы? Берите плошку. Будете подавать тампоны.

5

Окно наверху замигало. Погасла свеча? Что там? Только бы обошлось. Он согласен на все, только бы с ниньей обошлось!

– Педро, уснул?!

– Справа заходи! Справа!..

Сопящие, белые от луны рожи… Не гончие – трактирные коты, топнешь, разбегутся. Как бы было весело, будь он один, как раньше. Но он не хочет больше одиночества! Его и так было через край.

Крайний слева наудачу ткнул алебардой. Быстро ткнул, то есть для альгвазила быстро, и тут же двое сунулись вперед. По старинке действуют: одни отвлекают, другие пытаются зацепить. За ногу, руку, на худой конец – за шею… Для подвыпивших дебоширов сгодится, но дебоширы не танцуют фламенко, а окошко горит… Мерцает желтым. Звезды и те доступней!

– Сдавайтесь, сеньор!

Как же, сейчас!.. Вежливый поклон, атака, ложный финт… Ловите! Ловят. Двое несутся наперерез, врезаются друг в друга. С грохотом. А вот и сержант. Давно пора! Размахнулся от души и едва не вломил алебардой по шлему соседа.

– Браво, сержант! Браво!

Монах, луна, черные тени, шестеро увальней, бывало и больше! Десять минут, и здесь может быть семь трупов, а что дальше? Куда девать тех, что на улице? Куда нести нинью? Нести… Ее сейчас и тронуть-то нельзя.

Чья-то алебарда суется вперед. На острие – лунный блик. Опять сержант, вот ведь усердие! Остальные прут следом. Это не бой. Это коррида какая-то! Круг дорожки, круг фонтана, круг луны. Круг за кругом по кромке бассейна вместе со звездами. А альгвазилы совсем растерялись. Дрыгаются кто во что горазд, раньше хоть друг на друга смотрели… Если б не Мариита! Не надо было ее слушать, просто взять и увезти… А дверь, вот она, нараспашку, дальше через дом – и на улицу.

Караул у калитки ничего не поймет – не успеет, а вокруг – пустые кварталы. В них черт затеряется, но бежать нельзя. И сдаться нельзя, и убивать… Ничего нельзя, только дурить тупые головы и искать выход. Не для себя, для ниньи и ребенка.

Пара быстрых шагов, резкая остановка, смена направления… Трое, поддавшись на очередной обман, летят вправо, один – влево. Экий ты недоверчивый, а зря! Вот и остались мы с тобой наедине, друг. В очень опасной близости. Для тебя опасной.

Недоверчивый тряхнул алебардой. Решил отогнать прыткого сеньора, да куда там!

– Ты б еще ближе подошел! – Перехватить не успевшее разогнаться древко, хлестануть шпагой по толстым пальцам. Плашмя. Пальцы рубят только мерзавцам.

Нечленораздельный вой, ругань, чужое оружие в руке. Тяжелое, непривычное. Вопящий альгвазил исчезает за спинами товарищей. Этому хватило.

– Вы забыли алебарду! – Замах, сержант с хрюканьем приседает, но ненужный трофей летит на галерею. Там тихо – в доме только Мариита с подругой и врач. Только б он смог…

Пятеро альгвазилов переглядываются, топчутся на месте. Не хотят драться и не могут остановиться. Смешно, но он в той же западне, а монах молчит. Стоит, смотрит и молчит. Не удрал, но и не понукает… Почему?

Некогда думать. Пятерка под вой недоверчивого лезет вперед. С оглядкой, неохотно, но лезет. Впереди сержант. Служебный долг, чтоб его!

– Осторожней, Гомес. Без пролития крови.

Надо же, заговорил! Монах не хочет крови, а чего хочет? Разговора? При альгвазилах не поговоришь, значит…

– Сержант, вы мне надоели!

Это даже не выпад, взмах, но бедняга Гомес поспешно пятится. Ничего, сейчас побежишь!

Шагнуть вперед и застыть, задрав голову. Не к окну, от него будет не оторваться, к луне. Ну, лезете вы или нет? Вот же я, перед вами, зазевался. Такой случай! Есть! Две алебарды нерешительно тянутся к добыче… Ну же! Еще немного… Молодцы! Уход назад и вниз, железные крючья цепляют друг друга. Чтоб расцепиться, оба должны сделать движение вперед, а дурни тянут оружие к себе. Ну, Бог вам в помощь, тащите!

И ведь тащат! Топчутся на месте, сопят, ничего не видят… Особенно один. Педро? Здоровенный кулак сжимает древко. Просто замечательно сжимает, так и стой… Простенький финт, прыжок, удивленные рожи. А теперь наотмашь по чужой лапе. Звучный шлепок, еще более звучный рев. Вот и второй без пальцев. По крайней мере, до вечера! А алебарду – в фонтан.

– Проклятье! – Опомнившийся Гомес летит наперерез, пытаясь подсечь ноги. Ерунда… Перескочим. Но сержант тоже не так прост. Неожиданный перехват, и алебарда в колющем ударе устремляется обратно, целя в бедро. Тело само взвивается вверх, успевая еще и развернуться в воздухе, поджатая нога с силой распрямляется, бьет по древку сверху. Была алебарда, и нету.

Несчастный сержант таращится на обломки. Можно три раза убить… Нет, нельзя, и дело не в Мариите. Альгвазилов убивает только отребье!

До Гомеса наконец дошло, что он в опасной близости от чужой шпаги, да еще с пустыми руками. Прыгает назад, куда там зайцу!

Двое без пальцев, один без оружия… И все равно не бегут. Уцелевшие хоть и пятятся, а алебардами размахивают. И смех и грех!

– Гомес, отправляйтесь за подмогой. – Раздавшийся голос ровен и равнодушен. – Раненых – к врачу, уцелевших – на улицу, к калитке. Чтоб мышь и та не выскочила.

– А вы? – В грубом голосе сразу и облегчение, и тревога. – А вы, прошу простить? С этим, прошу простить…

– Господь хранит слуг своих. Дворянин не тронет монаха.