Наследница Вещего Олега - Елизавета Дворецкая

Толмач переводил вежливым, почти заискивающим голосом, но оттого эти речи звучали еще более дико. Асмунд вонзил взор в лицо Стефана, не веря своим ушам. Он уже привык не смотреть во время бесед на толмача, а обращаться к царедворцам, но теперь сладкий голос скопца так не вязался с презрением в грубых чертах Стефана, что у Асмунда закружилась голова, будто все это был лишь бредовый сон.

– Ты считаешь, что мы – не послы, а разведчики? – повторил он, едва опомнившись.

– Послы нечестного государя не могут быть сами честны!

– Я готов, – Асмунд встал над столом, – на поединке защитить честь моего князя!

Холодное бешенство вдруг сделало его очень спокойным. Ушло волнение от мысли, что он говорит с венчанным василевсом, исчезла роскошь покоя и стола – он больше их не замечал. Перед ним был рослый, потасканный, с помятым некрасивым лицом мужчина, считающий себя вправе порочить незнакомых людей. Об одном Асмунд жалел – что вызов на поединок сам Стефан не примет и выставит кого-нибудь из «львов». Этого угрызка тощего он бы разом ушатал!

В это время патрикий Феофан что-то сказал, общаясь к василевсу, но показывая на Асмунда. Тот замер, ожидая, что будет.

– Патрикий говорит, что ски… русы отличаются вспыльчивостью и отвагой, – доложил за спиной толмач.

– Отвагой? – повторил Стефан. – Русы не умеют ездить верхом, но и пешими не умеют сражаться и берут лишь числом. Как саранча, налетают они из своих диких и голодных стран и заваливают врага своими трупами, побуждаемые жестокими и трусливыми вождями.

«Это война! – подумал Асмунд, и мысль была столь ясной, будто голос в голове принадлежал кому-то другому. – Он говорит это, чтобы объявить нам войну».

Что будет с посольством? Наверное, их сейчас схватят и посадят в узилище, а потом убьют… или сразу убьют… А кто тогда предупредит Ингвара? По привычке схватившись за бедро, он осознал, что при нем нет ничего, лишь маленький поясной нож, чтобы резать мясо за столом. И еще подумал: живым не возьмете. Даже не исполнив порученного дела, он не опозорит князя своей трусостью.

Однако никто на него не бросался, все было тихо. Развернувшись, Асмунд обнаружил, что «львы» вовсе не бегут, чтобы его схватить, а по-прежнему стоят цепью вдоль палаты, хотя и не сводят с него внимательных глаз.

Стефан продолжал говорить, но переводчик молчал и даже попятился от Асмунда. Потом Феофан что-то сказал, и тогда переводчик подал голос:

– Патрикий просит тебя сесть.

Асмунд еще раз огляделся. Все царские гости, греки и приезжие, оставили еду и смотрели на него. Толмачи ясов и сарацин склонились каждый к уху своего старшего посла.

– Сядь, – настойчиво шепнул ему Вефаст. – Тут драки не в обычае.

Асмунд медленно сел. Кажется, будет драка или не будет, сейчас зависело от него.

– Не в обычае? – с возмущением зашептал он. – Но что царь такое говорит? Он оскорбляет нас! Хочет войны?

– Не хочет он войны. Он даже не знает, что оскорбляет нас.

– Как это?

– Ну, так. Он думает, что говорит правду и мы тоже это знаем. Вот, еще говорит, что наш единственный бог – это чрево, а наша вера – пьянство.

– На себя пусть поглядит!

– И что у нас совсем нет кораблей, способных пересечь море, и что греки могли бы в семь дней захватить всю нашу землю.

– Скажи ему, – Асмунд оглянулся на толмача, – битвы покажут, кто из нас чего стоит. Мы приехали искать мира и дружбы, но, если такой товар здесь не требуется, мы можем дать и другой.

Что из этого толмач счел возможным донести до слуха василевса, Асмунд не узнал. Но Стефан к тому времени почти забыл о них, припав к своему золотому кубку, а после уже ни с кем не разговаривал и едва не заснул прямо на троносе. Поначалу Асмунд кипел: негодование не позволяло ему больше ни есть, ни пить, и лишь сжимал кулаки на коленях. Но, глядя на Стефана, постепенно успокоился. Какой это, к йотунам, василевс – обычный пьяница, несущий всякий вздор! Даже перед чужеземными послами прилично вести себя не умеет. Не будь он царем и не сиди так высоко, уже давно получил бы в зубы – чтобы протрезвел и задумался, что говорит.

– Если он по пьяни в горшок полез, то пусть бы, – шепнул ему Вефаст. – А вот если ему старший царь, Роман, велел нам этого наговорить и ссору затеять – тогда дело худо.

– Нас возьмут? Запрут куда-нибудь?

– Йотун его знает… Пока вроде не за что, но, если они правда принимают нас за разведчиков, тогда могут и заточить. Сидим спокойно. Отсюда все равно не прорваться, тут стража кругом, а у нас и руки пустые.

Патрикий Феофан снова что-то сказал, и перевел Вермунд:

– Говорит, цесарь слишком устал, чтобы вести беседу. На наши слова нам будет дан ответ в надлежащее время.

* * *

Не зная, чего ждать, Асмунд остаток обеда просидел с таким чувством, будто воздух вокруг сделан из тонкого стекла и неловким движением его можно разбить. Однако все шло спокойно, прочие гости вернулись к еде. Василевс же настолько «устал», что и не заметил, как по знаку атриклиния сотрапезники поднялись, отвесили ему поклоны и вслед за остиариями покинули покой. Никто не пытался русов задержать, и «львы» благополучно доставили их назад в стратонес Маманта. Правда, как думал по пути Асмунд, какого еще узилища нужно? Чем их каменные каморы в стратонесе – не узилище? Только дверь подпереть снаружи, и готово. Стены каменные, оконца крохотные, стражи кругом полно.

– Так для того и устроено, – сказал Вефаст, когда Асмунд поделился с ним этими мыслями. – Чтобы наемники не разбежались, если вдруг кому служба разонравится.

Но дверь наутро открылась свободно, и все пошло по-старому. Снова гороховая каша с жидким маслом из оливковых ягод, копченая рыба по обычным дням, липкие ягоды-финики и пустая похлебка из капусты – в постные. Наемников всех кормили одинаково, и язычники поневоле постились заодно с христианами. Однако даже в постные дни Асмунд вспоминал золоченые блюда и блестящих от жира гусей в царском триклинии безо всякого удовольствия. Особенно возненавидел он запах подливы, которую тут давали ко всем блюдам, а делали из чего-то вроде тухлых рыбьих кишок.

Но вот дней через десять русам объявили, что их снова приглашает патрикий Феофан.

– Скажу, чтобы давали ответ! – заявил Асмунд, услышав об этом. – Домой пора, загостились мы тут, а толку – с хрен поросячий.

– Пора домой, это верно, – кивнул Альвард. – Если недели через две не отплывем, то или на зиму тут оставаться, или берегом ехать – море ближе к зиме уж очень сильно бурлит, разобьет суда, погибнем все. А берегом – болгары да печенеги, а пока до Днепра доберемся – снегу навалит.

– От них и нужно-то одно: хотят договор заключать – приедут послы, не хотят… У нас там в Киеве есть охотники показать, умеют ли русы сражаться.

Асмунд все еще негодовал, вспоминая речи Стефана. Этого недоноска еще на свете не было, когда к стенам Царьграда явился Вещий с двумя тысячами кораблей и разорил все предместья – иначе знал бы, есть ли у русов суда для морских переходов и умеют ли они воевать.