Наследница Вещего Олега - Елизавета Дворецкая

– Вернись потом! – шепнула Эльга Мистине, когда он собрался вести родню жены к себе.

Поглядев на радостную встречу Уты с отцом и прочими и оставив ее хлопотать, Мистина возвратился на княжий двор. Эльга, уже в простом сером платье и переднике, с засученными рукавами стояла возле выложенной камнем печной ямы. Челядь зарезала бычка, приготовила тушу и заложила печься, чтобы поспел к завтрашнему пиру в честь плесковского посольства. Эльга держала, прижав к груди, туесок с солью: распоряжаться этой драгоценностью она не доверяла никому.

Увидев свояка, она кивнула ему на жилую избу. Там сидел Ингвар, уже снявший тесный кафтан, чтобы зря не париться на жаре. Вбежала Эльга, поставила туесок на полку над столом и требовательно взглянула сперва на мужа, потом на Мистину:

– Что делать будем?

– О чем ты?

– Об этой Аськиной жене!

Взбудораженная приездом родни, Эльга раскраснелась и беспокойно вертела в руках ложку. Но неприятная новость съела половину ее радости от встречи. Вот ведь незадача!

– А что? – хмыкнул Ингвар. – Аська молодец! Дитя заделал, а нам ни слова.

– Ута знала, – припомнил Мистина. – Она когда-то говорила…

– И ты молчал? – накинулась на него Эльга.

– А что я должен был говорить? – Он перешел на грубоватый оборонительный тон, которым разговаривал с княжьей четой без чужих ушей. – Ну, девка. Ну, чадо. Мало ли у кого где чада бегают? У меня у самого вон…

Но тут Мистина мельком глянул на помрачневшего побратима и осекся: им тут не стоило обсуждать случайно заделанных детей.

Эльга отметила: похоже, Ингвар куда ближе к сердцу принимает то, что его сын родился у чужой жены, чем Мистина – то, что у его жены родился не его ребенок. Сама она изводилась бы от негодования, если бы Ингвару родила сына какая-то чужая женщина. Пытаясь подобного избежать, она заставила его перед свадьбой раздать младших жен оружникам. Еще не зная тогда, что дитя Ингвара зреет в чреве ее собственной сестры.

– Ну, жена, и что? – заговорил Ингвар. – Подумаешь! Пусть живет, чем она тебе мешает?

– Дело в том, что мы собирались посватать Аське Чернигостеву внучку! – приподняв брови, Мистина вопросительно глянул на Эльгу.

– Истину глаголешь! – Эльга ткнула ложкой в его сторону. – Теперь, когда мы – князья, а Володейка – сестра княгини киевской, мы не можем только дать черниговским невесту и не взять у них другой взамен! А кому жениться – в семье только Аська был жених! Мои родные братья еще молоды, твои братья далеко…

– Ну, и пусть женится! – Ингвар не понимал затруднения.

– Звездочада не пойдет в дом, где уже есть водимая жена, да еще с дитем! С сыном! Эту Пестрянку дядя Торлейв принял в семью, у них законный брак, а не так… на Купалиях под кустом полежали. – Эльга постаралась не заметить ухмылку Мистины, выражавшую полное понимание предмета. – Чернига нам откажет. И тогда мы даже Володейку не сумеем туда выдать, потому что теперь мы можем только обменяться невестами! Моя сестра останется без жениха! Получится, что ее зря везли через весь белый свет!

– А давай этого, Хельги женим, – предложил Ингвар. – Раз уж его кудесы принесли нам на голову. Хоть польза будет от родственничка.

– Э нет! – воскликнул Мистина. – Он еще себя не показал, мы не знаем, что он за человек и достоин ли такой невесты! И можно ли ему доверять.

– Хельги – побочный сын, – напомнила Эльга с досадой. – Мой отец на его матери… совсем никак не женился. Он даже о нем не знал. Даже имя в честь Одда Хельги мать не имела права ему давать. Девушка хорошего рода за него не пойдет. И что теперь делать, я вас спрашиваю?

Ингвар и Мистина переглянулись. Они о многом думали по-разному, но сейчас Ингвар высказал их общую мысль:

– Знаешь, эти бабьи дела ты сама как-нибудь разбирай. Подумайте с Утой. А у нас своих забот по горло! – И резко провел ладонью под подбородком.

* * *

– Я не пойду! Не пойду ни на какой пир! – твердила Пестрянка, собрав все силы, чтобы не плакать. – Чего мне там делать! Там одни князья! А я кто! Даже му… мужа моего здесь нет!

– Ну и что, что нет? – пыталась утешать ее Ута. – Ты – Аськина жена, мы все это признаем. Я сама кому хочешь скажу, что ты его законная жена – я ведь еще была дома, когда вы пришли после Купалий, помнишь?

– Но там одни бояре! Я не привыкла… мне нечего надеть!

Хельги рассмеялся: даже лучшие из женщин иногда портят себе жизнь из-за глупостей. Ну кому какое дело – что надето на красивой, крепкой молодке, при виде которой любому мужчине хочется, чтобы на ней не было надето вовсе ничего? Но не стал говорить ей этого, не желая смущать еще больше.

– Тебе нужно привыкать! – уговаривала невестку Ута. – Если ты будешь жить в Киеве, тебе придется часто ходить на пиры. Я очень рада, что ты теперь здесь – я, как видишь, не могу сейчас много Эльге помогать, а ей очень не хватает рук для хозяйства. Аська поставит себе двор, и ты будешь хозяйкой там, но Эльге все равно помогать придется – пока они не наберут побольше челяди. Скоро ты освоишься.

– Но нельзя же так – приехать, и сразу на пир! Там все небось в платье греческом – а я в поневе сяду!

– Я дам тебе платье. Греческое. И ожерелья дам. Пойдем. Покажу тебе, что у меня есть.

Когда Мистина вернулся домой, жену и ее родичей он застал в девичьей – так на Свенельдовом дворе называлась изба, оставшаяся после покойной Держаны, где сейчас обитали челядинки и многочисленные приемные дети Уты. Пестрянка стояла посередине в греческом платье, которое Уте когда-то подарил свекор. На желтом поле были вытканы красные птички, вставшие клювиками друг к другу, а отделкой служили узкие полосы красного шелка с черным узором, нашитые по вороту, рукавам и подолу. Не привыкшая к такой роскоши Пестрянка застыла, как травяная Леля, разведя руки в стороны, и на лице ее отражалась готовность снова заплакать. К тому же платье, сшитое на невысокую, щуплую Уту, Пестрянке было коротко, узко в плечах и тесно в груди, и оттого она чувствовала себя в нем вдвойне неловко.

– О боги, ну, что это! – восклицал Хельги. – Фастрид, ну, ты же смелая! Эта женщина, – обратился он к Уте, показывая на Пестрянку, – не боится ходить одна в самый темный лес, где живет самая страшная ведьма, хозяйка мертвых!

Он не понял, почему хозяйка дома вдруг переменилась в лице.

– Как ты ее зовешь? – раздался от двери голос Мистины.

– Я не могу выговорить ее имя, – признался Хельги, повернувшись. – И называю ее Фастрид. Немного похоже звучит. И ей подходит – она такая красивая!

– Вижу, ты очень подружился со своей невесткой.

– Это очень хорошая женщина. Толковая, добрая и честная. Асмунду повезло с женой. Надеюсь, он оценит это, когда приедет.

– Конечно, оценит! – Ута в это время держала на коленях двухлетнего племянника. – Такой сынок прекрасный! Кто же такому не обрадуется, правда? Свенельдич, ты чего такой хмурый?