Вернуть общак - Сергей Зверев

Вадим снял трубку и твердой рукой набрал номер. Он был прав. Начальник отдела ОРЧ оказался на месте. Вадим ошибся в другом. Звонить нужно было не сейчас, а после начала рабочего дня. Еще лучше – в обед. Он почувствовал, как оперативник нутром уцепился в этот факт, и понял свою ошибку. Однако отступать было поздно.

Их разговор длился пятнадцать минут. Вадим совершенно четко дал понять Земцову, что ровно через сутки в квартире начальника судебного департамента при Верховном суде РФ по Смоленской области появится то, что может заинтересовать сыск. А у Заруцкого… В общем, то же самое.

– Что именно? – последовал незамедлительный вопрос.

А пусть он, Земцов, поищет! Найдет очень быстро. Когда поймет, что это именно то, что ему нужно, с него мгновенно слетит этот пренебрежительный тон с нотками недоверия.

– Прости, Вадим, – извинился Земцов. – Зашился я уже совсем. Всю ночь не спал, не обращай внимания.

Да ладно. Оперское дело, оно такое. Вот он, прокурор, спит спокойно. Потому что не мучают его коллизии дня наступающего и не бередят память воспоминания дней минувших. Не терзают вопросы борьбы с организованной преступностью и поиска потерянного общака.

– Слушай, прокурор, но перед тем как поставить на прослушку Заруцкого, мне нужно взять разрешение у председателя областного суда! А это значит, что даже дворник дядя Петя будет знать, кто именно у нас под колпаком. Потом, если что выгорит, придется возбуждать уголовное дело. А на это, извини, нужно разрешение квалификационной коллегии судей. Тут до генпрокурора дойдет! Ты что, не в курсе отношений Заруцкого с коллегией судей? Он ведь ее член!

– Ты не пыли, – посоветовал Пащенко. – Делай свое дело. А генпрокурора я возьму на себя. Сделаю тебе санкцию на арест. Кстати, если ты не будешь отдыхать, то скоро совсем постареешь. Кто тебя просит ставить прослушку на Заруцкого, а? Я тебе назвал две фамилии. Второй товарищ не отягощен статусом неприкосновенности и уж совсем никак не попадает под закон о статусе судей. Послушаешь его, заодно и того, в чей кабинет и квартиру тебе доступ воспрещен. Саша, не тупи, ради бога.

– А где доказательства, Вадим? Ты рассказал очень занимательную историю. Но если я ввяжусь в нее и на старости лет попаду в жир ногами, то мне… Вадим, мне просто стыдно будет. Скажут, старый дурень решил порядок во власти навести. Заломать их всех, аки медведь странников, я смогу. Но как доказать? И потом, Вадим, я почему-то тебе не верю.

Пащенко наклонился и сплюнул в урну. Это очень хорошо слышал в трубке Земцов.

– Саша, дело Артемова, о котором я тебе только что говорил, в данный момент находится в производстве судьи Шмидт. Послезавтра утром его заберет себе Заруцкий. Откуда я, прокурор, могу об этом знать? Данный факт будет доказательством?

– Посмотрим…

– Посмотри. Но после того, как возьмешь Вихорева в контроль. Иначе опоздаешь, парень. Да и я вместе с тобой.

Вечером следующего дня кабинет начальника судебного департамента Вихорева был уже на контроле оператора ОРЧ. Все разговоры в распечатанном виде ложились на стол Земцова через пять минут после их окончания.

– Вихорев, слушаю!

– Анатолий Кузьмич, это Заруцкий! Доброе утро!

– Доброе. Говори, Николай Сергеевич.

– Тут такое дело… Вчера вечером мне позвонил от вас человек и…

– А! Да-да!

– Он сказал, чтобы я принял от него несколько комплектов оргтехники и это…

– Все правильно, Николай Сергеевич, – перебил Заруцкого Вихорев. – Половину забираешь себе, а другую, будь добр, подвези к моему дому. Я сам там распределю, кому что. В каждом суде требуется то одно, то другое.

Заруцкий замялся.

– Там все в двойном количестве…

– Ты не русский, что ли, Николай Сергеевич? – удивился Анатолий Кузьмич. – Я же сказал, подели все на два и одну половину подвези к моему дому! Там два компьютера, два монитора, два… как его?

– Сканера.

– Да, сканера!

Заруцкий просто не знал, как сказать о главном. А вдруг о долларах тот ничего не знает?

– И два…

– Да, два! Два валета и вот это! Николай Сергеевич, ты стаканчик принял с утра, что ли? – высказал догадку Вихорев. – Его уже начал доставать этот полудебильный разговор по служебному телефону. – Ты четное количество на два сможешь поделить, или тебе трезвого помощника прислать?

Заруцкий решил, что Вихорев специально рихтует разговор по телефону, чтобы он не болтал лишнего. Вихорев в курсе, значит, все правильно.

– Все понял, Анатолий Кузьмич. Я вторую половину положу в пакет с документацией на оргтехнику.

– О, господи… – услышал он в ответ, после чего раздались короткие гудки.

Черный «Мерседес» въехал на стоянку и остановился у самых ворот кладбища. Двигатель затих сразу, но люди показались из салона лишь спустя несколько минут. Понедельник на кладбище, да не в церковный праздник, обычно бывает очень немноголюдным. Люди, которые медленно и обреченно вырывали траву на могилах, приводя их в порядок, или просто сидели и молча глядели на памятники, были исключением. Их привел сюда лишь этот день. Он и объединял всех живых, находящихся здесь.

Но пассажиры «Мерседеса» не входили в это число. Нынешний день ровным счетом ничем не связывал их с кладбищем. Двух мужчин в темных костюмах, медленно бредущих параллельными рядами вдоль могил, интересовало другое число. Двадцать четвертое. Именно в этот день был похоронен судья Костин.

– Я нашел, Пастор, – негромко произнес один из них.

Он стоял лицом к скромному памятнику. Земля успела засохнуть, а мрамор еще не потемнел. Живые цветы завяли, но синтетические венки не покрылись пылью. Скромная фотография. Короткие данные, обозначающие начало жизни и ее конец. Мизерный отрезок, почти точка на прямой линии, обозначающей существование человечества.

Пастор аккуратно обошел свежие могилы и приблизился к неокрашенной оградке. Некоторое время, пачкая рукава дорогих костюмов о ржавчину, он созерцал последнее пристанище человека, который в недавнее время являлся смыслом его жизни.

Едва выйдя на свободу вместе с Сохой, вор незамедлительно продолжил дело, которым занимался вплоть до погрома в «Глобусе». Он знал, что взять его не на чем, поэтому держался в изоляторе дерзко и развязно. То же самое делал и Соха. Ни к одному, ни ко второму Земцову не удалось привязать оружие, обнаруженное на даче у Сома. А общак – единственная улика – исчез.

Два дня Пастор отмывался под душем и приводил себя в порядок. Столько же времени у него ушло на разведку ситуации. Земцов не зря пообещал сгноить вора. Овчаров слишком хорошо знал Земцова и вынужден был ему верить. Он всем телом ощущал присутствие рядом людей из ОРЧ. Однако посещение кладбища само по себе ничего не значило. Более того, это место, наверное, было единственным, где опера не могли вести скрытое наблюдение за своими жертвами.