Высокие ставки - Дик Фрэнсис

— Ну, давай попробуем! — сказал я, бросив свои плавки рядом с ее вещами. — Это, конечно, хуже смерти, но все же не так плохо.

Она рассмеялась — на этот раз от души — и легла рядом со мной. Похоже, она наконец решилась сделать все, что в ее силах, даже если это не доставит ей особого удовольствия. Но через некоторое время она непроизвольно вздрогнула от наслаждения. А потом все было не просто нормально, но хорошо, и хорошо весьма.

— О господи! — сказала она потом, наполовину смеясь, наполовину задыхаясь. — Я и не знала...

— Чего не знала? — спросил я, лениво укладываясь рядом с ней.

— Тот парень, в колледже... он был неуклюжий. И слишком торопливый.

Элли протянула руку, пошарила в складках лифчика и достала двадцатидолларовую бумажку.

Она помахала ею в воздухе, потом рассмеялась, разжала пальцы, и ветер унес деньги по пляжу.

В Лондоне было достаточно холодно, чтобы подумать об эмиграции. Я вернулся рано утром во вторник. В ботинках у меня хрустел песок. Я сочувствовал эскимосам. Меня встретил Оуэн с бледным и вытянувшимся лицом.

— Снег, дождь, на железных дорогах — забастовка, — сообщил он, загружая мой чемодан во взятую напрокат «Кортину». — Мягкую сталь, которую вы заказывали, до сих пор не привезли. Из зоопарка Риджентс-парк сбежала кобра.

— Спасибо большое.

— Не за что, сэр.

— Что-нибудь еще?

— Из Ньюмаркета звонил некий мистер Кеннет и сообщил, что Гермес проиграл скачку. И еще...

— Что? — спросил я, пытаясь заставить себя смириться со своей участью.

— Вы не заказывали навоз, сэр?

— Нет, конечно!

В палисаднике у меня перед домом стояли три кадки с фуксиями и старое ореховое дерево. Остальное было вымощено булыжником. За домом не было ничего, кроме мастерской.

— А кто-то его привез, сэр.

— И много?

— Я плохо себе представляю, как дворники будут его убирать.

Оуэн уверенно вел машину из «Хитроу» домой, а я дремал — мне все еще казалось, что сейчас полночь. Остановились мы не на дорожке, а на улице, потому что дорожка была завалена кучей дерьма в пять футов высотой.

Ее даже нельзя было обойти, не вляпавшись. Я кое-как пробрался к двери со своим чемоданом, а Оуэн уехал подыскивать другое место для стоянки.

На коврике перед дверью я нашел сопроводительную записку. Почтовая открытка, на которой шариковой ручкой написано крупными буквами:

«Дерьму — дерьмо!»

Коротко и ясно. Маленький сюрприз. Не слишком оригинально, но все же неприятно. Этот «подарок» слишком красноречиво говорил о ненависти, которая его вызвала.

Фелисити, что ли?

В содержимом кучи было что-то знакомое. При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что она состоит из полуперегнившего конского навоза вперемешку с небольшим количеством соломы и уймой опилок. Не от поставщика удобрений, а прямиком из конюшенной навозной кучи. Причем, похоже, из той самой, хорошо знакомой мне кучи Джоди. Впрочем, это ни о чем не говорит. Навозные кучи наверняка все очень похожи.

Оуэн вернулся и с отвращением уставился на вонючее препятствие.

— Если бы я не ездил на машине к себе домой, как вы говорили, я не смог бы выехать сегодня из гаража, чтобы вас встречать.

— А когда это сюда свалили?

— Я был тут вчера утром, сэр. Чтобы приглядеть за домом. А сегодня утром приехал включить отопление — и на тебе!

Я указал ему на открытку. Он прочел, с отвращением наморщил нос, но в руки ее брать не стал.

— На ней наверняка должны быть отпечатки пальцев.

— Думаете, стоит сообщить в полицию? — с сомнением спросил я.

— Стоит, сэр. Неизвестно ведь, что еще взбредет в голову этому шизику. В смысле, если уж человек положил столько трудов лишь для того, чтобы вам насолить, он действительно не в себе.

— Очень разумно, Оуэн.

— Благодарю вас, сэр.

Мы вошли в дом, и я вызвал констебля. Констебль пришел после обеда, посмеялся, но карточку унес, упаковав ее в полиэтиленовый пакет.

— А что делать со всем этим... дерьмом? — угрюмо спросил Оуэн. — На удобрение оно не годится: в нем слишком много непереваренных семян, сорняки будут.

— Завтра уберем.

— Да тут же небось не меньше тонны! — Оуэн помрачнел еще больше.

— Я не имел в виду, что мы будем сами разгребать его лопатами, — сказал я. — Наймем экскаватор.

Остаток дня ушел на то, чтобы нанять все, что надо. Если постараться, можно нанять все, что угодно. Найти экскаватор оказалось проще всего. А список у меня был довольно длинный.

Примерно в то время, когда банкиры обычно тянутся за шляпами, собираясь домой, я позвонил Чарли.

— Ты оттуда прямо домой? — спросил я.

— Не обязательно.

— Не зайдешь на рюмочку?

— Сейчас буду, — ответил он.

Когда Чарли приехал, Оуэн сел в его «Лендровер», чтобы отогнать его на стоянку, а сам Чарли остался стоять, растерянно созерцая навозную кучу. В свете фонарей она не стала привлекательнее, и к тому же теперь она начинала растекаться по краям.

— Кто-то меня очень нежно любит, — усмехнулся я. — Проходи. И вытирай получше ноги.

— Ну и вонища!

— Сортирный юмор, — согласился я.

Чарли оставил свои ботинки рядом с моими на газетке, которую Оуэн предусмотрительно постелил у входа, и поднялся вслед за мной наверх в одних носках.

— Кто это сделал? — спросил Чарли, наливая себе огромную порцию виски.

— Жена Джоди, Фелисити, обозвала меня дерьмом после Сэндауна.

— Думаешь, это она?

— Бог ее знает. Она девушка способная.

— А кто-нибудь видел... мнэ-э... процесс доставки?

— Оуэн расспрашивал соседей. Никто ничего не видел. В Лондоне вечно никто ничего не видит. Все, что ему удалось узнать, — это что в семь вечера накануне, когда человек, живущий через два дома от нас, вышел прогуляться со своим Лабрадором, который регулярно поливает мои фуксии, кучи еще не было.

Чарли допил свое виски и спросил, что я делал в Майами. Я невольно расплылся в улыбке.

— А кроме этого?

— Я купил лошадь.

— Тебе еще мало?

— Подмену для Энерджайза.

— Ну-ка, ну-ка, расскажи все дядюшке Чарли! Я рассказал если не все, то почти все.

— Проблема в том, что мы можем подготовиться встретить его в субботу перед Стратфордом, а он возьмет и решит везти его в Ноттингем в понедельник или в Лингфилд в среду.