Высокие ставки - Дик Фрэнсис
Шрифт:
Интервал:
— С лошадью прицеп будет значительно тяжелее, — предупредил я.
— Ясное дело!
Не заходя к сестрам, мы вернулись к Черному Огню, и я достал из внутреннего кармана бритвенный прибор, состоявший из опасной бритвы с расческой.
— Что ты собираешься делать? — спросила Элли.
— Если вдруг появятся старушки, задержи их болтовней, — ответил я. — Я просто собираюсь сделать нашего дублера во всем похожим на звезду.
Я вошел в денник и как можно спокойнее приблизился к Черному Огню. Он стоял в недоуздке, но привязан не был. И первое, что я сделал, — это привязал его к цепочке. Я погладил его по шее, похлопал, пошептал ему на ухо что-то успокаивающее. Похоже, Черный Огонь не имел ничего против моего присутствия. Я довольно неуклюже коснулся бритвой черной шкуры.
Мне часто говорили, что нервозность людей передается лошадям. И сейчас я думал о том, чувствует ли Черный Огонь, что я совсем не привык иметь дело с лошадьми. Я думал, что впредь надо будет проводить с ними больше времени, что владелец должен знать своих питомцев как можно ближе...
Черный Огонь напрягся и встряхнул головой. И заржал. Но тем не менее продолжал стоять довольно смирно, так что мне удалось спокойно выбрить ему на плече лысинку такого же размера и на том же месте, что у Энерджайза.
Элли оперлась локтями на закрытую нижнюю половинку дверцы денника и следила за мной через открытую верхнюю половинку.
— Гениальность, — с улыбкой заметила она, — это на девять десятых способность строить планы.
Я выпрямился, улыбнулся, похлопал Черного Огня почти как старого приятеля и покачал головой.
— Гениальность — это болезнь. Гениальные люди несчастны. А я счастлив. Так что, увы...
— Тогда откуда же ты знаешь? Что гениальность — это болезнь, и все такое?
— Это все равно что жить в долине и видеть горы.
— А ты предпочел бы страдать на вершине?
Я вышел из денника и аккуратно запер за собой дверь.
— Ты либо рождаешься с альпинистским снаряжением, либо нет. Тут уж не выбирают.
Сестры вернулись и пригласили нас выпить шерри. Нам налили по глоточку в разномастные хрустальные рюмочки. Я посмотрел на часы, коротко кивнул, и Элли спросила, нельзя ли от них позвонить.
Нам доброжелательно ответили, что телефон в библиотеке. Сюда, пожалуйста. Осторожно, тут в ковре дырка. Вот тут, на столе. Сестры улыбнулись, кивнули нам и удалились.
Рядом с телефоном стояла металлическая коробочка с надписью: «Пожалуйста, оплачивайте разговоры». Я набрал лондонский номер Ассоциации журналистов и попросил спортивный отдел.
— Какие лошади сняты со скачки для новичков в Стратфорде? — переспросили меня. — В принципе нам это известно, но мы предпочитаем, чтобы люди дожидались вечерних газет. Подобные справки отнимают у нас много времени.
— Видите ли, мне нужно узнать это как можно быстрее... — пробормотал я. — Мы будем договариваться...
— Ну ладно. Секундочку. Вот... — мне зачитали несколько кличек. — Записали?
— Да. Спасибо большое.
Я медленно повесил трубку. Во рту у меня внезапно пересохло. Три дня тому назад Джоди объявил, что Паделлик будет участвовать в скачках в Стратфорде в субботу. Если он передумал ехать туда, он должен был предупредить об этом заранее, самое позднее — в одиннадцать утра в пятницу...
Сейчас было уже больше одиннадцати. Среди лошадей, снятых со скачек, Паделлик не значился.
— Завтра! — сказал я. — Он скачет завтра!
— Ух ты! — глаза у Элли расширились. — Мама родная!
Суббота, восемь утра.
Я сидел в своей взятой напрокат «Кортине» на стоянке у шоссе, на вершине холма. Светало. Моросил дождь.
Я приехал на место слишком рано, потому что спать я не мог. Вся пятница прошла в лихорадочных приготовлениях. Спать я улегся по-прежнему на взводе и всю ночь продолжал прикидывать, где и как мы можем проколоться.
Мне вспоминались обрывки вчерашних разговоров. Руперт Рэмзи был удивлен моей просьбой.
— Что-что?
— Я хочу немного прокатить Энерджайза в фургоне. Он пережил достаточно неприятные полчаса в Сэндауне. Его фургон столкнулся с другой машиной... Я подумал, что, возможно, спокойная поездка вернет ему уверенность в себе.
— А по-моему, это бессмысленно, — возразил Руперт.
— И все-таки я хочу попробовать. Я нанял молодого человека по имени Пит Дьювин, владельца собственного фургона, чтобы он забрал Энерджайза и немного повозил. Я подумал, что завтра самый подходящий день. Пит Дьювин обещал, что заберет его в половине восьмого утра. Не будете ли вы так любезны приготовить лошадь?
— Только напрасно деньги угробите, — с сожалением сказал Руперт. — Боюсь, тут дело не в нервах...
— Ничего, ничего. И еще... вы будете дома завтра вечером?
— Буду. После того как вернусь со скачек в Чепстоу. Самые большие скачки в ту субботу проходили в Чепстоу, на западном берегу Бристольского залива. Самые престижные заезды, самые крупные призы. И, разумеется, большинство тренеров, в том числе Руперт Рэмзи, направлялись именно туда.
— Надеюсь, вы не будете возражать, — сказал я, — если после того, как Энерджайз вернется, я найму для него охрану?
Руперт Рэмзи некоторое время помолчал. Потом спросил, очень осторожно и вежливо:
— Простите, зачем?
— На всякий случай, — благоразумно ответил я. — Просто сторожа, который будет охранять конюшню и время от времени делать обход. Он никому не помешает.
Я словно увидел, как Руперт пожимает плечами на том конце провода. Среди владельцев попадаются такие чудаки...
— Ну, если вы так хотите, то... Но зачем?
— Если я заеду к вам завтра вечером, — уклончиво ответил я, — я, пожалуй, смогу все объяснить...
— Ну... — Руперт поразмыслил. — Послушайте, я пригласил несколько своих знакомых на ужин. Не желаете к нам присоединиться?
— С удовольствием, — ответил я.
* * *
Я зевнул и потянулся. Несмотря на теплый анорак, перчатки и шерстяные носки, руки и ноги у меня застыли. Сквозь залитые дождем окна машины голые меловые холмы выглядели особенно негостеприимными. Благодаря непрерывно работающим «дворникам» сквозь ветровое стекло я мог видеть магистраль А-34 на добрых две мили. Шоссе спускалось с вершины дальнего холма в большую долину и вновь взбиралось к вершине того холма, на котором находился я.
В паре миль позади меня находился перекресток со светофором, а еще в паре миль за ним — фруктовый ларек.
В шесть вечера позвонил Берт Хаггернек, чрезвычайно возбужденный.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!