Светлые века. Путешествие в мир средневековой науки - Себ Фальк

сетка, что позволяло переводить данные из одной системы координат в другую. Несмотря на такую гибкость, «сафея» не сравнялась в популярности с обычной планисферной астролябией. Она казалась слишком сложной большинству пользователей и мастеров – но не Ричарду Уоллингфордскому, который позаимствовал технические решения аз-Заркали, конструируя свой альбион. Рассчитывая, что читать его будут люди высокообразованные, он не потрудился подробно охарактеризовать эту часть своего прибора. «Любой желающий изучить искусство создания сафеи легко может это сделать, – бросает он мимоходом, – так что не вижу смысла тратить время на описание подобных вещей». Что же касается ее применения, небрежно замечает Ричард, «сафее посвящен отдельный трактат»[300].

А вот Джон Вествик не считал механизм действия сафеи не требующим объяснений. Демонстрируя ту же готовность помочь ближнему, что побудила его довершить чертеж ректангулуса, он попытался заполнить оставленный Ричардом пробел. На пустой странице в конце трактата «Об альбионе» он объясняет принцип работы прибора простой, но понятной латынью. "Quantum ad sapheam" («что касается сафеи»), начинает он и выделяет большую заглавную «Q» красными чернилами; хвостик ее прихотливо вьется по полям на восемь строк вниз. Далее он описывает разметку тарелки сафеи, встроенной в альбион, замечая, что ее внешний круг представляет собой меридиан (в отличие от обычной астролябии, где меридиан – это вертикальная прямая линия в центре), и уточняя, что две точки равноденствий, расположенные в Овне и Весах, в проекции Арзахеля занимают одно и то же место в центре. Затем, начав с очередной затейливой «Q», он так же подробно описывает и астролябию и отмечает различия между обычной тарелкой астролябии и той, что использована в альбионе. Некоторые из них очевидны: в альбионе, например, круг зодиака выгравирован прямо на тарелке, а в обычной астролябии он находится на фигурной решетке. Другие усовершенствования не столь бросаются в глаза. «Заметьте, – восторгается Джон, – названия знаков зодиака написаны так, что каждый знак начинается там, где кончается его имя, и насколько теперь удобнее их читать»[301].

Безусловно, альбион представлял собой нечто большее, чем просто усовершенствованная астролябия или сафея. Он был задуман, как объяснял сам Ричард Уоллингфордский, в качестве некоего геометрического справочника, планетного вычислителя. Его движущиеся части можно было запрограммировать: нанести на них алгоритмы, и, будучи выставлены в верную позицию, они способны были облегчить решение сотен астрономических задач. То есть, несмотря на то что по внешнему виду альбион напоминал астролябию и, как подчеркивал Вествик, астролябия могла даже входить в число его медных дисков, на этом сходство альбиона и астролябии заканчивалось. В отличие от астролябии, которая воспроизводит движение небосвода на плоском диске наглядным и интуитивно понятным способом, альбион представляет собой крайне сложный механический калькулятор. Ричард не стал множить диски, представляющие путь каждой из планет по небу; вместо этого он нанес на инструмент шкалы, описывающие абстрактные слагающие их движения, просчитанные и уточненные Птолемеем и его последователями. Повернуть пластинки в нужное положение и протянуть через них шнур было не сложнее, чем отыскать нужное число в справочной таблице и подставить его в свои вычисления. Овладев 70 с лишним шкалами альбиона, можно было вычислять положение и скорость планет, время затмений и сближения светил – да практически все, что нужно астроному.

Альбион с его не идеально круглыми, нестандартными, порой даже спиралевидными шкалами представлял собой сложный для понимания инструмент. Описания, сделанные Ричардом, мало помогали делу. Заметно, с каким трудом продирается Джон Вествик сквозь объяснения автора, застревая на каждой странице трактата. Дело в том, что Джон не копировал его слово в слово: он компилировал оригинальный текст и его обновленную версию, написанную францисканским монахом из Оксфорда по имени Саймон Танстед. Вествик поставил перед собой непростую задачу. Читая, он постоянно сопоставлял оба текста с медным альбионом, который держал в руках. На первой странице рукописи он оговаривает свою дидактическую задачу:

«Магистр Ричард, аббат монастыря Сент-Олбанс, сочинил эту книгу, в которой описывает, как задумал и сделал этот удивительный инструмент под названием "альбион". Позднее некто Саймон Танстед, профессор священной теологии, поменял кое-что не только в тексте, но и в самом инструменте, как могут заметить читатели этой книги. Помимо этого, он еще и кое-что добавил»[302].

Сделать книгу «понятной читателю» для добросовестного Вествика значило осветить все расхождения между двумя версиями текста и прибора. Иногда все, что от него требовалось, – это подчеркнуть вставленный пассаж. Так он поступает, например, там, где Ричард пишет, что исчисление года начинается с 1 марта – по обычаю астрономов, которым было удобно помещать февраль с его лишним днем в конце календаря. Танстед с этим был не согласен и настаивал, что в качестве исходных лучше использовать данные, рассчитанные для января. Он, скорее всего, опирался на более поздние «Альфонсовы таблицы», составленные астрономами короля Альфонсо Кастильского и попавшие в Оксфорд из Парижа уже после того, как был написан «Трактат об альбионе».

В этом месте Вествик всего лишь подчеркнул вставку Танстеда красными чернилами. В иных случаях Джону приходилось прилагать гораздо больше усилий. Труднее всего ему пришлось, когда он скрупулезно – и почти безукоризненно – переписал 17 таблиц астрономических данных, приложенных к трактату, а потом с ужасом обнаружил, что одна из них в результате внесенных Танстедом изменений стала неверна! Таблица содержала важнейшие аспекты положения Луны, вычисленные по отношению к точке равноденствия. Танстед решил, что может упростить расчеты, вычислив этот параметр относительно Солнца. Вествику не оставалось ничего другого, как целиком скопировать таблицу Танстеда. Он изобразил цепочку из точек и ромбиков, чтобы показать, куда – на 11 страниц назад – необходимо ее вставить. Рядом с ней он (с легким намеком на раздражение) написал:

«Господин аббат поместил на свою спираль среднюю широту Луны, но мастер Саймон отложил на ней расстояние от Луны до Солнца… так что я записал эту таблицу, чтобы каждый мог выбрать тот вариант, который ему по душе»[303].

Джону не повезло вдвойне: добавленная им таблица кишела ошибками. Переписывание таблиц, полных разрозненных данных, было важным, но крайне утомительным делом. Конечно, копировать – при условии, что под рукой у вас есть образец, – проще, чем считать все заново, но переписчики должны были в совершенстве владеть похвальными для монаха навыками концентрироваться и не допускать ошибок. Однако даже лучшие из них могли неверно прочесть число, случайно пропустить или продублировать строку. Надо сказать, что Вествик был в этом деле особенно хорош. Он скопировал таблицы «Альбиона» из того самого манускрипта, который дополнил чертежом ректангулуса (судя по повторяющемуся не совсем обычному написанию одного и того же слова, этот манускрипт действительно написан его рукой), и сделал это с минимальным количеством ошибок. Но дополнительной таблицы, необходимой по версии Танстеда, в этой рукописи нет. Вествику пришлось искать ее в другом астрономическом сборнике, и, судя по числу ошибок в ней, ему попалась таблица, из рук вон плохо скопированная из первоисточника[304].

Не зная этого источника, мы не можем сказать наверняка, кто в этих ошибках повинен. Возможно, конечно, что, несмотря на выдающиеся способности Вествика, ошибки – следствие утраты им концентрации. К 88-й странице трактата он уже наверняка вымотался. Там, дав себе волю, он написал, что не имеет никакого отношения к тому, что только что скопировал. Объясняя, какую шкалу использовал Ричард для вычисления уравнения времени – разницы между средним и истинным солнечным временем, он устало заметил, что «Саймон [на этот раз никакого "мастера". – Прим. авт.] делал по-другому, как было показано в приложении 18, а также в других местах, многие из которых кажутся противоречивыми»[305]. Как бы завуалированно ни выражался Вествик на своей изящной латыни, перед нами момент откровенности: редактирование его утомило.

И он нашел возможность несколько облегчить себе работу. Сделанные им рисунки шкал альбиона заметно более небрежны, чем в том манускрипте, откуда он их копировал. Ричард Уоллингфордский подробно объясняет, как разметить шкалы с помощью