Маленькие ошибки больших девочек - Хизер Макэлхаттон

Жизнь идет своим чередом, и даже странные на первый взгляд вещи со временем становятся привычными. Айсберги размером со школьный автобус, дрейфующие в ярко-голубой воде возле фьорда, уже не кажутся диковинкой. Ничего необычного в том, что задняя дверь широко открыта, на полу — цепочка грязных следов, а в столовой соседская овца поедает пирог со стола. В этой маленькой деревне у рутинности жизненного уклада свой ритм. Дом, школа, прогулка на побережье, снова дом. И так до бесконечности.

Однажды ты замечаешь на улице незнакомого симпатичного мужчину. У него золотистые, как пшеница, волосы и ссутуленные плечи, как будто он идет, сопротивляясь сильному ветру. У него в руках черный чемоданчик, и когда ты спрашиваешь о нем Хальдуру, она отвечает, что это ученый из города, который проводит детям во рту ватной палочкой, чтобы взять из их слюны ДНК и отправить образцы в генетический банк, расположенный где-то в Рейкьявике, глубоко под землей.

«Дурное это занятие, — говорит она тебе. — ДНК наших детей распродадут в научные лаборатории по всему миру и будут нас изучать, как лабораторных крыс». Ты спрашиваешь ее, зачем это нужно, но она прекращает разговор и идет обратно, к одной из своих яйцевидных скульптур.

Чем больше времени ты проводишь, помогая Хальдуре в ее работе, тем больше ты о ней узнаешь. У нее есть странные привычки. Например, она накручивает на палец леску, нитку или веревку, когда разговаривает. Собаку она гладит только по морде, между глазами. Когда Хальдура смеется, то оглядывается через плечо, как будто кто-то может ее поймать на этом. Она любит кофе со сливками и чай с молоком. Она никогда не кашляет, у нее не бывает отрыжки, она вообще не издает никаких лишних звуков. Ее волосы насыщенного темно-каштанового цвета с седыми прядями всегда связаны в узел на затылке и заколоты маленькой косточкой, которая, по ее словам, принадлежала полярной крачке.

Твоя мама присылает тебе посылку с соусами для тако, и ты готовишь Хальдуре мексиканский ужин, первый в ее жизни (правда, вместо обычного мяса там фарш из ягненка). Она рассказывает тебе о своем детстве, проведенном в Рейкьявике, и о том, как бедна была ее мать. Тебе хочется спросить ее об отце, но Хальдура полностью уходит в себя, задумавшись над бокалом красного вина.

Маленькая галерея в Рейкьявике предлагает Хальдуре выставить ее творения, и она соглашается на выставку только при условии, что ты тоже сможешь показать там свои работы, над которыми трудишься день и ночь, чтобы успеть к сроку.

На выставке тесно, полно красивых, блестящих людей, жителей Рейкьявика, и там же оказывается не кто иной, как Йохан Йоханссон, генетик, которого ты однажды видела у парковки. Он такой же симпатичный, каким тебе запомнился, и по-прежнему двигается, словно сопротивляясь урагану. Тебе это нравится. «Осторожнее с ним, — предупреждает Хальдура. — От него хорошего не жди».

Однако твой симпатичный генетик присоединяется к вам, когда компания после выставки отправляется в модный городской бар, где владелец галереи сообщает о том, что не одна, а целых две конторы заинтересованы в покупке инсталляций Хальдуры. Шампанское льется рекой, а когда стихают тосты, Йохан смотрит на тебя, улыбается и спрашивает, не хотела бы ты как-нибудь выпить с ним кофе. Он очень, очень симпатичный — но по своему опыту ты знаешь, что плохие парни всегда такие.

Если ты идешь на свидание с Йоханом, перейди к главе 123.

Если ты отказываешься идти на свидание, перейди к главе 124.

Продолжение главы 39

Ты приезжаешь в Токио — город вращающихся колес, оглушающего шума, возвышающихся небоскребов, спешащих людей и броской неоновой рекламы. Таксист высаживает тебя в промышленной части города. Запах рыбы, топлива, специй, смолы и алюминия. Тору живет в большом зеленом застекленном пансионате. Все стены внутри здания цементные, необработанные, прохладные на ощупь. Полы тоже из блестящего цемента.

Подойдя к его номеру, ты видишь на отполированном полу свое смутное перевернутое отражение и стучишь в дверь. Прождав, как тебе кажется, целую вечность, ты уже собираешься уходить, но тут слышишь шаги, медленное постукивание, а потом скрип, как будто кто-то тащит за собой пеньковый мешок с чем-то тяжелым. Когда Тору наконец открывает дверь, становится понятно, что ему это дается с большим трудом. Его сухая рука по-прежнему прижата к боку, а на лице не отражается ни малейших признаков узнавания. Он не помнит, кто ты такая.

Потом появляется какой-то проблеск, и Тору улыбается. «Тихая», — произносит он, его лицо расслабляется. Тору приглашает тебя в большую комнату, похожую на бункер или подвал, с голыми цементными стенами, узкими прямоугольными окнами возле потолка, из-за которых кажется, будто комната находится под водой и ты стоишь на дне темного озера, затканного ковром озерных лилий.

Тору настаивает на том, чтобы ты остановилась у него, пока ты в Токио. «Слишком дорого, — он с отвращением машет рукой. — Живи здесь». Ты остаешься на две недели, а потом еще на две. Ты переносишь дату обратного рейса. Вы вдвоем курите ароматные сигареты и читаете «Нью-Йорк таймс». Ты ешь японский фастфуд — картофельные чипсы со вкусом креветок и конфеты со вкусом бетеля. Он платит тебе за то, что ты отвечаешь на его телефонные звонки и сортируешь слайды; это ерундовая работа, которую он придумывает для того, чтобы дать тебе немного денег.

Он учит тебя японскому языку. Наклеивает везде цветные записки с японскими словами. «Таку» — дом, «саккаку» — мечта, «хоттодоггу» — хот-дог. Вы вдвоем смотрите черно-белые вестерны и рисуете на больших холстах, до верха которых даже не можете дотянуться. Тору не любит покидать квартиру, поэтому не выходит в мир, а заставляет мир приходить к нему, организовывая вечеринки для художников и владельцев галерей со всей Японии.

Через пару месяцев твоей жизни с Тору у тебя появляется ощущение, что за тобой следят. Даже когда в комнате никого нет. Однажды дождливой ночью ты просыпаешься оттого, что тебе приснилось что-то дурное. Рывком садишься в постели, покрывало соскакивает с твоих голых ног, соски под футболкой твердеют. Через щель в двери ты видишь немигающий глаз. Это Тору. Ты знаешь, что это он. А потом, когда ты ложишься обратно и слышишь, как он тихонько уползает, элементы мозаики начинают складываться воедино. Предложение остаться у него, бесконечные разговоры, горячий чай по утрам, то, как он смотрит на тебя своим здоровым глазом, тем, на который не наплывает неподнимающееся веко. Тору влюблен тебя. Для тебя это словно гром среди ясного неба.

У него уходит еще один месяц на то, чтобы набраться смелости и рассказать тебе о своих чувствах. Ты никогда бы не подумала, что сможешь влюбиться в Токио, но прошел лишь месяц, и это случилось. Настоящее, будущее и древняя история смешаны здесь в один вкуснейший молочный коктейль, который хочется потягивать без остановки.

Ты должна остаться или уехать. «Поцелуй меня, — говорит он. — Всего один раз». Если ты поцелуешь его, неизвестно, что еще может оказаться в этом ящике Пандоры. А если не станешь его целовать, возможно, тебе придется навсегда покинуть и его, и Токио.