Плохие люди - Михаил Рагимов

свадьба — из эпического подвига резко становилось разовым приходом, который требовалось повторить, причем не откладывая. Не то вместо доброй свининки придется мерзлый хуй присаливать. А он, говорят, в любом виде невкусный, и проверять личным опытом Суи не имел никакого желания.

Судьба старшего в разбойной компании Бертрану нравилась все меньше. Счастье коротенькое, а забот как у батрака. Словно поднимаешься по лестнице, хрен с ней, в двадцать три ступени, а она бежит у тебя под ногами. И тебе нужно не просто идти, а бежать сломя голову. Иначе окажешься в подвале, из которого нет выхода. А одни только грязь, холод, надсадный кашель, ломающий ребра и только потом (если очень повезет!), благословенная смерть — утешение и награда за пережитые муки. И ведь, что хуже всего, остановившись, ты потянешь за собою и прочих. Тех, кто доверился. Кто считает тебя умнее, сильнее, да просто лучше, в конце-концов!

Поэтому ты просто обязан бежать. Даже если нет сил просто идти. Потому что так все равно лучше, нежели скатиться вниз, под ноги тем, кто более удачлив или попросту настойчив.

В горле пересохло. Захотелось помолиться, испросить у Пантократора совета, однако Суи решил, что сделает это потом, не в столь свинячьей обстановке. К Богу все-таки обращаешься, тут надобно уважение иметь, а то вдруг Он обидится.

Кстати, к бабе-постирухе в компанию еще попа бы надо, чтобы окормлял народишко, не то затоскует и полезут в дурные головы какие-нибудь вредные мыслишки.

Он лихорадочно дохлебал бутылку. Ему сунули следующую, сковырнув ножом пробку.

— Пей, командир! Пей! Праздник у нас! Заслужили!

* * *

Таким утром, Бертрану отчаянно хотелось верить, что простокваша вкуснее и полезнее белого хлебного вина.

Но простокваши под рукой не оказалось. И пива не было. Гасить же муторно тлеющий в кишках пожар, заливая в глотку крепкое… Суи чуть не вывернуло от первой же мысли.

Нет, надо прекращать. Или хотя бы половинить. А то даже думать невозможно. И дышать трудно.

В углу тлел светильник, премерзко воняя горелым старым жиром.

Бертрана все же вывернуло — хорошо, успел переклониться с постели. Завоняло сильнее. Суи пошарил рукой под койкой — нарочно же ставил себе кружку воды, еще с вечера.

В кружке плавал кто-то длинноногий и мохнолапый. Бертран закашлялся, заперхал. С отвращением выплюнул ошметки паука (или что там за насекомый решил помереть глупо и геройски), со стоном откинулся на матрас, набитый сеном.

Вот так в следующий раз глотнешь, а там гадюка. Или микава какая. Помрешь в корчах, а все подумают, что с перепою загнулся. И решат: «думали, что старший у нас — ого-го! А оказался — вслух и не скажешь! Давайте отнесем его подальше и кинем прямо в выгребную яму! Там ему самое место!»

Бертран немного полежал, думая о своей несчастной судьбе и, несомненно, крайне мрачном грядущем. И не заметил, как уснул.

Проснулся он от возбужденных криков. Ну и от того, что во рту словно полдюжины быков насрали — а ведь вино нисколечки не пахло ни говядиной, ни травой… Эх, наверное, лепешка была испорченной, что тут скажешь!

— Эй, там кто скачет⁈ — собрав все силы, умирающей мышкой прошипел Бертран. Однако, на удивление, был услышан.

В командирскую комнату, осторожно сдвинув дверь-полог, заглянул Анри.

Суи передернуло от ненависти — на лице стенолаза ни капельки страданий и прочего похмелья! Словно росой обмытый! Сволочь!

— Воды принести? — участливо спросил Анри. — Или пива? Там есть немного, кувшинчиков двадцать, не больше.

— Что у вас там случилось? — слабым голосом произнес Бертран, решив вопросы питья несколько отложить. Командир он, или кто⁈

— Да мы тут отскочить хотели, на тракт, — замялся стенолаз, — а ты полночи блевал, решили не будить.

— На тракт? — переспросил Суи, пытаясь грозно нахмуриться. Нахмуривание, скорее всего, выходило жалким.

— Одна нога там, другая здесь, — махнул рукой Анри, — там жирненький бобер скоро подъедет, его Латки с сосны видел.

— Бобер? Жирненький?

— Мы его видели, когда он в Таилис ехал. А сейчас возвращается. Грех не потрогать.

— Почему мне не сказали? — Бертран спросил, глядя в потолок. По уму, нужно встать, раздать пинки и подзатыльники — это что за самоуправство и беспредел⁈ Но он не мог даже взгляд в сторону отвести — снова начала кружиться голова и кишки, завязываясь в тугой узел, просились наружу.

— Так ты спал, — пожал плечами стенолаз, — а тут такое дело. Он через пару ладоней мимо проезжать будет. Я побегу, да?

— Воды оставь, — вяло шевельнулся Бертран.

— Может, пива лучше?

— Воды.

* * *

Бертран проснулся почти свежим, разве что во рту оставался гадкий привкус, который не смывался ни пивом, ни вином (буквально чашечку, сугубо поправки здоровья для!).

Солнце катилось к земле — три ладони и можно снова ложиться спать. Удивительное дело, вроде бы и продрых весь день, а зевота все равно сворачивала челюсти.

Компания еще не вернулась. Суи хихикнул — видать, слишком жирный бобер попался, не дотащить! Оно и к лучшему, если так — осадок вчерашних мыслей не оставлял командирскую голову. Глядишь, призрак голодной смерти перестанет так нагло буркалы таращить с пустых полок!

Чтобы не сидеть без дела, Суи нагрел воды, и залив кипятком заварник, в который еще вчера напихали один из сборов многоопытного Дудочника, взялся за работу.

Праздник, бывший вчерашним, а потом, внезапно оказавшийся сегодняшним, оставил множество следов. От развороченной мебели (что же пьяный мудак проявлял нехороший интерес к лавочкам⁈) до пары дюжин пустых бутылок, разбросанных перед пещерой.

Ну и наблевали много где, не без этого. Самая для мух пожива! Так, что-то надо будет делать с правилами человеческого общежития. А то утонем в блевотине и дерьме. Бертран знал с поповских слов, что Пантократор одобряет чистоту, а тех, кто свинячит по месту жительства, награждает всяческими болезнями. Болеть не хотелось, возиться с чужими хворями — тем более. Да и с Боженькой как-то надо выровнять отношения, не пинать грязным сапогом Его терпение сверх меры. Надо выспросить у Тенефа, как все устроено в военных лагерях. Вспомнилось правило из странного, будто вещего сна — тех, кто гадит, где ни попадя, вешать сразу, причем без солдатского почета, а на простых ветках, словно крестьянскую быдлоту. Хорошая мысль! Только вот начинать придется с себя… ладно, это и отложить можно. Заодно и долю повешенного на полезное пускать…

Громко матеря глупцов, которые не умеют пить и держать ужин при себе, Бертран начал закидывать гадкие лужи, ковыряя заступом вытоптанную землю. Получалось не особо, и продолжал он исключительно из вредности, мстя неразумному телу — вот почему позволяло рукам хвататься за кувшины и бутылки⁈ Почему рот жадно распахивало⁈ Вот и страдай теперь!

Наконец, когда самые явные следы разврата (хоть без порока обошлось, слава Панктократору, жопотраха ни единого не завелось!), были засыпаны, убраны или хотя бы оттащены подальше. С глаз долой, уже проще, хоть мухи отлетят. А лесной мелочи тоже питаться надо!

Давние страхи о том, что среди ночи явится горный медведь, привлеченный запахом помойки, давно улетучились — ни единого когтистого следочка в округе.

За трудами время пролетело незаметно. Еще немного, и придут сумерки. Бертран даже проголодался. От колбасы воротило, пришлось заваривать жидкий супчик. Похлебав, Суи принялся за посуду — дюжина без одного, гадила, как целая свора свиней. Жуть просто. Нет, надо обязательно бабу заводить. А лучше трех. И чтобы голяком ходили. Только надо баб помоложе, да покрасившее найтить! А то будет ходить, сиськами пол протирать…

От приятных мыслей отвлек шум. Кто-то шел по тропе. Медленно, неуверенно — совсем не похоже на радостную компанию, возвернувшуюся с бобриного промысла.

А может, враги⁈ Или прежние хозяева⁈ От волнения остатки похмелья как дождем смыло. Бертран метнулся за топором, по пути сообразив, что прежние-то хозяева, дорогу знают отлично, и вряд ли бы их всерьез напугали нехитрые и несмешные шутки Дудочника и Фэйри, кое-где расставленные на тропе — наследство в пещере осталось богатое. Тогда кто⁈

Оказалось, свои. Часть из них. У бобра оказались очень уж острые зубы и тяжелый хвост.

* * *

С неделю назад, в проклятый город Таилис ехал отряд. Точнее, отрядец, а то и отрядик. Два слуги, чисто, но бедно одетых, тряслись на мулах. Затем небольшой возок с сонным возницею. Впереди,