Самый близкий демон - Анна Данилова

– Понимаешь, если бы она была соучастницей, то не стала бы так все усложнять и сделала бы все возможное, чтобы только не поднялся шум и чтобы никто не узнал о подмене крови…

– Предположим, она сама бы взяла у себя кровь после Виолетты… Тогда и жаловаться никто бы не стал… Но эта медсестра и понятия не имела, зачем кому-то понадобилась кровь Крупиной… Возможно, к ней кто-то пришел и попросил подменить кровь якобы для анализа ДНК или еще для чего-то важного – связанного с беременностью, да мало ли… В любом случае она не знала, что помогает убийце… Ей заплатили неплохие деньги, и она пошла на подлог… Но когда в лаборатории вскрылось, что вместо крови Федоровой в пробирке – красная гуашь…

– Постой, но если эта медсестра получила деньги за подлог, то она должна была расстараться так, чтобы никто об этом не узнал…

– Вероятно, у нее не получилось: она могла просто не успеть, и контейнер с пробирками уже унесли в лабораторию… А когда произошла еще одна замена и вместо крови Кордюковой в пробирке обнаружился лак для ногтей, вот тут эта медсестра по-настоящему испугалась… В любом случае согласись, что она ведет себя неестественно: не помнит человека, который каким-то образом отвлек ее… Она не хочет помнить! Она – маленький человек, решила подработать… Но ты должен вызвать ее к себе и допросить. Она может знать в лицо ту, что подменила кровь…

– Главное, Локотков выяснил: эта медсестра работала и в то время, когда заменили кровь Федоровой – предположительно Крупиной – и когда там была ты…

– Мы вот с тобой все рассуждаем, а ведь никто еще не доказал, что Федорова и Крупина – одно и то же лицо… И кровь на самом деле могли выкрасть по каким-то другим, нас не касающимся причинам… Это же все я воду замутила, вернее, кровь… Я все это выдумала, и мы за это зацепились… А ведь кровь могли у Виолетты взять совершенно в другом месте!.. Или же – Крупин убийца… Марк, ну и работка у тебя, голову сломать можно! То ли дело у меня – сиди себе спокойно и рисуй… Всю жизнь к этому шла… Между прочим, я сегодня очень выгодно продала свои картины… Правда! Денег мне пока не дали, а картины взяли…

– Рита, ты что, с ума сошла?!

– Но не может же человек ходить по улицам с такими крупными деньгами?.. Ему нужно дождаться, пока его деньги переведут в Россию… Но я верю Перевалову, он выступил гарантом, к тому же картины, до тех пор пока этот Михаэль не получит деньги, будут находиться у него дома. Я сама этого хотела, чтобы меня больше не тревожили визитами…

– Но тогда нельзя считать сделку состоявшейся, Рита, как ты не понимаешь этого?

– А я верю Лене, он знает, что делает… Кроме того, я пообещала ему десять процентов от гонорара… Он, правда, отказывается, но я-то его знаю: деньги никому не помешают… Марк, спасибо тебе за все. – Рита вдруг положила ему голову на плечо, и Марк чуть не выпустил руль. – Ты такой хороший… Я так соскучилась по тебе…

– Рита, ты любишь розовые александриты?

Перевалов так устал за целый день: он перенервничал, когда был у Риты (морочил ей голову, отнимал время – и только лишь для того, чтобы хотя бы с кем-то поговорить о Виолетте), общался с Михаэлем, возился с картинами, поднимая их к себе и укладывая в спальне вдоль стены, что, когда наконец все закончилось и он остался дома один, единственным желанием его было завалиться в постель и выспаться. Что он, собственно, и сделал. Раскинулся на кровати, закрыл глаза, но уснуть почему-то не мог: вспоминал прожитый день, Виолетту, Садовникова, оказавшегося близким другом Риты, представил себе, как они с Ритой встречаются у нее дома, как она кормит его (восхитительная женщина, жаль, что в свое время он так и не смог произвести на нее впечатления…), как она целует его красивую голову, склонившись над ним… Она любит все красивое, этого у нее не отнять… А Марк – настоящий красавец, к тому же он молодой, сильный… Всем женщинам подавай молодых мужчин, и Виолетта не была исключением, хотя и старалась при каждом удобном случае продемонстрировать Перевалову свое восхищение… Она обманывала в первую очередь себя и играла с ним, разыгрывала назревающие любовь и страсть, в душе желая, чтобы ее муж, ее ускользающий и неверный муж, застал ее в объятиях другого мужчины… Хотя Перевалов не исключал возможности брака с Виолеттой – уж слишком она страдала в своем подгнившем супружестве. Но какой брак может быть без супружеских отношений? Однажды он коварно напоил Виолетту, как проделывал в своей жизни не раз, чтобы уложить женщину в постель, и она размякла, сделалась уступчивой, храброй, даже сняла с себя юбку и блузку и откинулась на подушки (они уже добрались из ресторана к нему домой, расположились в спальне, на черных шелковых простынях; за окнами бушевала гроза, синие тени обезумевших от непогоды деревьев плясали на стенах, Виолетта, пьяненькая, уткнувшись горячими губами в его плечо, говорила что-то о шаровых молниях, а лицо ее было влажным от слез), но в последний момент Леня вдруг понял, что их отношения с этой красивой и запутавшейся в жизни девочкой обречены оставаться такими, какими они были до этой ночи, до этой слабости, до этого приторного крепкого вина, до этой смертельно опасной игры во вседозволенность… Где гарантия, что утром, обнаружив себя в объятиях старика, она не закричит от ужаса или, того хуже, не вспорет себе вены?

Сейчас он жалел о своей тогдашней нерешительности, страдал от незавершенности своей любви и от той невосполнимой потери, думал о необратимых днях и вечерах, проведенных с Виолеттой – украдкой от самих же себя…

Еще он жалел, что рассказал Рите о деньгах. Теперь родители Виолетты будут считать себя обязанными вернуть ему долг. Надо будет не откладывая, завтра же утром позвонить им и предупредить о том, что эти деньги он Виолетте не одалживал, а подарил, ведь это же и так понятно… Но поиграть в порядочность и честность – они не откажут себе в этом удовольствии, тем более что отлично знают, какова будет его реакция – на их реакцию.

Он уже задремал, когда в дверь позвонили. Какое-то нехорошее, тошнотворное чувство заставило его подняться с кровати и спросить себя: стоит ли подходить к двери в столь поздний час – светящийся циферблат японских часов, лежащих на ночном столике, показывал половину второго ночи. Но звонок был настойчивым, дерзким… Леня набросил на плечи халат и медленно, словно через силу, двинулся в переднюю…

Остановился перед дверью, взглянул в глазок и, облегченно вздохнув, распахнул дверь:

– Входи…

Рита кормила Садовникова завтраком. На столе стояла ваза с розами, в чашках дымился кофе, в распахнутое окно врывался свежий, влажный после дождя воздух, пели птицы…

– Если бы я умела хорошо рисовать, то непременно написала бы это утро, и все, кто увидел бы эту картину, почувствовали бы аромат роз и кофе…

– А еще – твоих духов. – Марк положил руку на ее ладонь, взял за кисть и поднес ее пальцы к губам. – Рита, поверь мне, я еще никогда не был так счастлив…

Рита, в наброшенной на плечи мужской рубашке, поцеловала его в бледную после бритья щеку: