Орудие войны - Паоло Бачигалупи

Плоты отходили от догорающей «Быстрой», исчезали в темноте.

– Вот и все. Все мертвы.

– Да.

Маля вдруг почувствовала, как устала. Она опустилась на землю, легла на бок, прижалась щекой к грязи.

– Это я во всем виновата. Ты меня предупреждал, а я не понимала. Теперь поняла. – Она вздрогнула от нового приступа боли. – Люди рядом с тобой умирают. Ты не умираешь, а мы умираем. Все уже умерли, а ты еще жив.

– Ваш вид очень уязвим.

– Да. – Она задрала рубашку и посмотрела на дыру от пули. Такая аккуратная и такая смертоносная. – Не тебе об этом говорить. – Она попыталась отогнать от себя тоску. – Мы мрем как мухи.

Тул ничего не сказал. Он смотрел на темные воды залива и горящий корабль. Маля подумала, что зрелище довольно мирное. Грязь, вода плещутся вокруг опор пирса. И огонь далеко впереди.

– Ты знаешь, что тебя я не виню, – сказала она, – ты предупреждал, что это опасно.

– Вся моя стая тоже мертва, – сказал Тул, – только ты осталась.

Маля засмеялась.

– Ну да, – она указала на свой живот, – это ненадолго.

– Ты поправишься.

Маля снова рассмеялась, но Тул мрачно посмотрел на нее.

– Верь мне. Я тебя вылечу.

– Ну раз ты так говоришь, – она снова прижалась щекой к грязи, – если ты меня вылечишь, я пойду туда, куда ты скажешь. В болото. В лес. Куда хочешь. Нам нужно спрятаться.

– Нет, – Тул покачал головой, – я собираюсь в место, непригодное для людей. Когда ты поправишься, мы расстанемся.

– Но я могу тебе помочь, – она попыталась сесть и вздрогнула от нового приступа боли, – мы найдем укрытие.

Тул затряс головой.

– Нет. Я больше не стану прятаться и убегать. Я бегал от «Мерсье» много лет. Я убегал, я таился, я ложился на дно, и все это мне не помогло. Ни мне, ни другим, – он коснулся ее плеча, – слишком много моих братьев погибло, пока я убегал.

– Но ты же можешь с ними сражаться! Ты же видишь, что они сделали с нами! Что они сделали…

– Не нужно меня недооценивать, Маля. Я пошел против своей природы, когда принял решение прятаться, а не нападать. Но это не повторится. Я выхожу на охоту, для которой я был создан. Я буду воевать, – он заревел громко и страшно, – я буду охотиться на своих богов, и я убью их.

Блеснули клыки, похожие на кинжалы.

– Я больше не дичь.

Джонс осторожно постучала в дверь генеральской каюты. Если у нее выйдет постучать достаточно тихо, он может вообще не услышать и ей не придется вести этот неприятный разговор.

Поэтому она постучала, а не позвонила, и старый скряга мог бы пожаловаться, что она не выказала должного уважения, но она могла бы честно сказать, что пришла…

Дверь распахнулась.

– Входите, – велел генерал.

Джонс вздохнула.

В каюте Кароа царил жуткий беспорядок. Оникс, генеральский помощник-плюсовой, пытался упаковать пожитки, но сделал перерыв, чтобы впустить ее.

Роскошные ковры были уже скатаны в рулоны и убраны. Шкафчик с выпивкой убрали. Старинные мечи и пистолеты исчезли со стены. Карт военных кампаний тоже больше не было.

Кароа остался. Он все еще был генералом. Он еще не ушел. Он еще занимал отдельную каюту на борту дирижабля класса «Нарвал». У «Мерсье» были свои протоколы, и они соблюдались.

У него могло не остаться власти, но оставалось звание.

Кароа стоял на балконе, держа в одной руке бокал с коньяком, а во второй – сигару.

– Спасибо, Оникс, – сказал Кароа, не оборачиваясь, – мы можем продолжить позже.

Оникс вышел. Джонс ждала в пустой каюте, вся дрожа, ожидая, пока генерал ее заметит. А он смотрел с балкона на протекторат Южная Калифорния, разглядывал его в последний раз перед высылкой.

– Джонс, – сказал он через плечо, – налейте себе выпить, – и снова стал смотреть на Лос-Анджелес.

Джонс огляделась, но не увидела ни одной бутылки.

– В ящике у двери, – сказал Кароа, не оборачиваясь.

Она нашла ящик и осторожно размотала пленку, в которую был завернут тонкий стакан. Неуклюже плеснула в него янтарной жидкости. Интересно, сколько стоит коньяк, который он пьет каждый день? Ей не хотелось проливать ни капли, но бутылка и стакан в ее руках дрожали, пока она сидела у ящиков, в которых были упакованы долгие годы верной службы.

Она прошла на балкон к генералу. Дул теплый бриз, а внизу виднелся протекторат.

«Аннапурна» болталась довольно низко. Всего тысяча футов над гаванью. Шланги тянулись к ее брюху, как щупальца. Как будто огромный кракен схватил их, не собираясь отпускать.

По одним шлангам откачивали серые воды, по другим закачивали пресную воду и водородное топливо для дронов. По канатам ползли вверх продукты и боеприпасы для команды. Персонал складов наверняка боролся с бесконечными ящиками, готовя дирижабль к следующему выходу.

В темных водах залива стояли клипера, подобрав паруса-крылья. Антенны мерцали в черноте, как факелы. Тут же привязаны и другие дирижабли, грузовые и пассажирские. На их длинных телах светились логотипы. «Хуавей», «Патель Глобал», «LG», «Мерсье». Очень много логотипов «Мерсье». Большая часть команды считала Лос-Анджелес своим домом.

Один из главных портов компании, позволяющий держать торговлю на побережье Кали и на Тихоокеанском кольце.

– О чем вы думаете, аналитик?

– Меня переводят.

Кароа мрачно рассмеялся:

– Да уж, в наказаниях они знают толк.

– Вообще-то я получила повышение.

– Да?

– Я слышала, что вы дали мне хорошую рекомендацию, – сказала она.

Кароа фыркнул.

– Я пытался уничтожить вашу карьеру. – Он улыбался. – Куда?

– Эндж велел отчитываться непосредственно ему.

– А, – Кароа отдал честь, – Исполнительный комитет. А вы быстро делаете карьеру. Награда за хорошую службу? – звучал в его словах какой-то нехороший намек.

– Мне пришлось рассказать им, сэр. Вы говорили, что они в курсе, но они даже не подозревали…

Он махнул рукой, обрывая ее:

– Вы меня обошли. Немногие рискнули бы. Перепроверить действия своего генерала. Смелый поступок.

– Но в этом и состоит суть моей работы. Я должна искать дополнительные подтверждения.

Он грустно рассмеялся и покачал головой:

– Я даже не понял, что вы делаете. Мне показалось, что вы просто нервничаете. И вот я уже стою перед Исполнительным комитетом и объясняю им то, чего они не должны были знать, по моему мнению. Вы очень многое раскопали.