Хамелеон. История одной любви - Агата Лель

— Поехали домой, — хрипло пробормотал мне на ухо Савва, и на ватных ногах мы побрели ловить такси.

Давай избавим себя от сложностей

Без всяких: «Я тебя… Ты меня… Навеки…»

Давай целоваться при каждой возможности

Во сне, на яву… закрывая веки…

Мы набросились друг на друга прямо на ступеньках ресторана, жадно исследуя тела под распахнутой верхней одеждой и целуясь как в последний раз в жизни. Вокруг мигали новогодние огни, снег крупными хлопьями ложился нам на головы и плечи, но мы ничего этого не замечали, так как были полностью поглощены друг другом.

— Поехали домой… — хрипло пробормотал мне на ухо Савва, и на ватных ногах мы побрели ловить такси.

-

Та же квартира, то же тропическое буйство вокруг.

Рыжий кот, зевая, вышел посмотреть кто же посмел потревожить его сон. Рузвельт. Его звали Рузвельт. В квартире тишина.

— А где все? — озираясь в темноте, шепотом спросила я.

— Они в Озёрске, к Тане сегодня уехали, пока Глеб здесь.

Старшая сестра Глеба, я совсем про неё забыла…

— А ты?

— А я остался, — он взял меня ладонями за лицо и, прижав к стене, поцеловал.

В комнате Глеба все осталось по-старому. Письменный стол у окна, огромное кресло-кровать рядом, разложенный диван у двери. Только лишь на смену старым обоям полностью завешанным плакатами с изображением рок-звезд, пришли новые, в тонкую голубую полоску. Постеры исчезли, стена была девственно чистой.

Жизнь не стоит на месте.

На пол полетело платье… затем моё белье и его брюки.

Мне было плевать на свои моральные ценности, и на то, что будет завтра. Я знала, что скоро он снова уедет, но на это мне тогда тоже было плевать. Я хотела быть с ним этой ночью. Хотела его. Больше всего на свете.

Я не помню, как звонила родителям, несвязно сочиняя что осталась ночевать у подруги. Не помню, как мы пили вино из хрустальных бокалов и как выходила покурить на балкон, накинув его рубашку на голое тело. Но я хорошо помню его губы, и ту ласку, что он мне дарил. Он не был у меня первым, но именно с ним я впервые узнала, что такое настоящая страсть. Настоящий мужчина.

Потом мы долго лежали на полу, на своих разбросанных вещах и смотрели на серый потолок, иногда освещаемый через окно фарами проезжающих мимо машин.

— Ты жалела когда-нибудь о том, что сделала? — держа меня за руку, тихо спросил он.

— Нет, — соврала я.

— А я жалел.

Мы немного помолчали.

— О чём ты думаешь? — не поворачивая головы, спросил он.

— Честно?

— Само собой.

— О том, что надо было дать тебе еще тогда, на даче.

— Кать, ты восьмое чудо света, ей Богу… — мы немного посмеялись, так и не разжимая рук.

Потом какое-то время мы лежали в полной тишине, слушая лишь дыхание друг друга.

— А может чёрт бы с ней, с этой профессией, в Артемьевске прекрасный металлургический завод, — нарушил тишину он.

— Глупости, Сав. Чушь. Ты все правильно тогда сделал. Это я была дура. Да и есть… наверное.

Он повернул голову и посмотрел на меня.

— Через полгода ты закончишь техникум, ты думаешь поступать куда-то ещё?

— Сав, не начинай…

— Ты единственная девушка на моём пути, которая бы так отбрыкивалась от столицы!

— Всё не так просто… И вообще, об этом ещё очень рано говорить, мне бы колледж как-нибудь для начала закончить.

— В прошлом году родители разменяли квартиру, теперь у меня есть собственные сорок метров на Садовом кольце. Не густо, но жить есть где. Что думаешь?

— Что я думаю? Что такого просто не бывает! Сав, ты… прямо как из сказки. Вот смотри, — я легла на бок, и принялась по очереди зажимать пальцы в кулак, — ты умный, ты талантливый, перспективный, москвич, ты творишь невероятные вещи в постели… да что там, ты самый красивый парень из всех. В этой квартире, — улыбаясь добавила я, — а то возомнишь себе еще.

Он рассмеялся.

— А мне всю жизнь внушали что все мужики — козлы… И мой предыдущий парень это подтвердил.

— Кать, так я тоже козел! Правда! Ну хочешь, я буду стучать кулаком по столу, курить травку, материться и плевать через плечо?

— Ну вот, еще у тебя отменное чувство юмора! В чем подвох, Громов?

— Ни в чем, я идеален, черт побери, — мы снова похохотали.

— Ты самый обалденный козел из всех, кого я когда-либо встречала, и, наверное, встречу, — я поцеловала его в уже ставший колючим подбородок. — Ну вот перееду я к тебе в Москву, и мы поженимся, да? — хитро спросила я.

— Обязательно, — улыбнулся он. — Потом.

Я опять рассмеялась.

Было бы здорово взять вот так, и поверить в эту сказку. Я и Савва живём в Москве, в своих уютных сорока метрах на садовом. Мы купим кота и будем разводить на подоконнике кактусы. Было бы мне снова шестнадцать, я бы обязательно пофантазировала на эту славную тему. Да, девятнадцать тоже не тот возраст, что бы выражаться столь высокопарно, но та школа жизни, через которую я прошла благодаря своему бывшему парню-уголовнику, прибавила мне десяток-другой лишних годков. Порой мне казалось, что видела я если не все, то очень многое.

Савва был слишком хорош для меня, наша жизнь и планы на нее были слишком разными. Я не была уверена, что потяну такого мужчину, и что чувство ревности в будущем не сожрет меня с потрохами и не разрушит наши отношения. Я была очень молода и не опытна, мне не хватало уверенности в себе, и я была не готова так радикально менять свою жизнь. Он был для меня настоящим принцем из сказки, и мне не хотелось разрушать ее сюжет мечтами, которым не суждено сбыться.

— Обещай, что подумаешь о переезде, — прервал мои мысли Савва.

— Обещаю, — снова соврала я.

Мне очень хотелось поверить, что у нас может быть будущее, но я понимала, что это вряд ли возможно. Завтра он уедет обратно, в свою красивую столичную жизнь, а я останусь здесь. Нужно трезво смотреть на вещи. А там, если судьба нам быть вместе — мы будем.

Не смотря ни на что.

Меня разбудил солнечный свет, и кое-что ещё, упирающееся в мягкое место. Савва прижал меня к себе так крепко, что было тяжело дышать. До этого дня я даже не подозревала, что утро может быть таким добрым. Я смотрела на него, запоминая каждую чёрточку лица, впитывая каждую клеточку тела. А он смотрел на меня. Его глаза были цвета топленой карамели, ласково переливающейся в первых лучах восходящего солнца. Тогда я была готова отдать все, за хотя бы еще одно подобное утро. За право обвивать его тело ногами, за возможность наблюдать его напряжение, смотреть как тугие мыщцы гуляют под кожей, и как его цепкий взгляд раздевает уже и так донельзя обнаженное тело. Чувствовать его желание. Его власть. Чувствовать его внутри себя.