Самый безумный из маршрутов - Аспен Матис

Мы вошли в лесок из мертвых и сухих хвойных деревьев со стволами медного цвета. Ледяная Шапка обогнал меня и шел, ускорив шаг. Я позвала его, подтрунивая: «У нас гонка?»

Ночь поглотила нас. Мы не снижали скорость. Мы шли, выставив перед собой руки, как зомби, через паутину, которая с удивительной скоростью появляется на тропе после заката солнца. Паутина была липкой, но не страшной. Я нашарила головной фонарь в своем рюкзаке и зажгла его, чтобы не спотыкаться о камни и корни. Паутина блестела. Затем мы что-то услышали – как будто постукивание палки? – а потом голос: «Ребята!» Мы оба остановились.

«Черт, подождите» – Эдисон вышел на свет, щурясь и громко дыша. Он сразу признался нам, что никогда не ночевал один под небом, и заявил, что не собирается начинать это делать в «такой заднице». Люди в пустыне – подонки, никто не знает, чего можно от них ожидать.

Было ясно, что он был очень напуган.

Я посмотрела на него. Я полагала, компания Пустынного Майка соблазнит его. Он мне надоел, я убежала от него, но, черт возьми, я просто не могла от него избавиться. Другая женщина на моем месте завопила бы, гневно сказала, чтобы он отвалил, что она больше не хочет его видеть, но у меня не было сил так гневаться, он мне был почти что безразличен. И я посмотрела на него. Мне он надоел, и я была готова. Готова отомстить, сказать, каким он был идиотом, показать ему, что с меня хватит и что для него я неприкасаема. Я надеялась, что он сникнет, почувствует силу и поймет, как ошибался на мой счет. Твердая как сталь, я наконец была готова к борьбе.

«Там никого нет, – сказала я ему. – Можешь полностью расслабиться». Затем я развернулась в сторону Ледяной Шапки. Я смотрела на Ледяную Шапку, чтобы получить одобрение на побег.

Эдисон в ответ лишь пробормотал: «Чертова девка».

Я надеялась, что он в ответ скажет что-то такое ужасное. «В чем дело?» – сказала я. На этом можно было закончить. Но вместо этого мои глаза выбросили яд. Наконец-то я бросила ему вызов.

«Я не ходок по долбаным ночам», – сказал Эдисон так громко, что слово «долбаным» отразилось эхом. На этом все закончилось.

Я снова пошла на север по тропе. Ледяная Шапка замялся, переступая с ноги на ногу, глядя мне вслед. В этот момент он должен был сделать выбор. Но он не пошел за мной. Я уходила от Эдисона, а Ледяная Шапка предпочел остаться. Поэтому я покинула и его.

В эту ночь я остановилась на ночлег одна. Мне было немного холодно, но я не боялась. Внутри палатки я не думала о том, что потеряла их обоих. Я слушала музыку своего отца, чувствовала, что буду красивой, ощущала себя победителем и бунтарем. Затем я стала писать. В темноте в своем ежедневнике я написала карандашом: Сочинительство – это способ жить, воплощая необузданные мечты.

Для меня это было самым правдивым – самым обнадеживающим из того, что я успела записать на тропе.

На следующее утро я проснулась поздно, не зная, где были парни – впереди или позади. В минувшую ночь я писала в призрачном лунном свете несколько часов. Новое утро было холоднее, в мелкой пыли и на желтой траве блестел иней. Я поежилась и улыбнулась. «Привееееееет! – крикнула я, ожидая эхо, но не услышала его. – Яааааа свободна».

В этот прохладный день я миновала Комбс Пик, Туле Каньон, Туле Каньон Крик, дошла до шоссе «Пайнс-ту-Палмс». Небо светилось, как синий леденец. Я дошла до дороги к середине дня, голодная и ослабевшая, но при этом испытывала радость и ощущала заряд энергии. Шоссе было широкое и пустое, я пробралась сквозь толстую изгородь для коров, чтобы выйти на него.

На расстоянии я увидела темневшую группу сидящих людей. Шестеро «дальноходов» собрались под коричневым тентом, закрепленном, как провисшая крыша, на трех низких кустах дубильной толокнянки и рюкзаке. Подойдя ближе, я увидела, что среди них была одна девушка. Я подбежала, нагнулась, чтобы присоединиться к ним в золотистой тени. Но группа меня не приняла. Один посмотрел вверх, сквозь меня на безмолвные сухие горы.

«Эй? Эй!» – Я кивнула девушке, первой увиденной мной за долгое время. У нее были белые, как у ребенка, волосы, она была тоненькой, словно танцовщица, и сидела, аккуратно подогнув под себя красивые ноги. Мягкая соломенная шляпа закрывала ее глаза. Она напевала мелодию, пришивая заплату на пустой рюкзак. Она посмотрела на молодого парня с оливковой кожей, похожего на турка, и сказала: «Эй, Белка. Готово». Она перекусила нитку зубами и даже при этом выглядела элегантно.

Она была единственной женщиной в группе и самой старшей среди всех – ей было лет 27, может, даже 30.

Мужчина с оливковой кожей наклонился и взял у нее залатанный рюкзак. Он поблагодарил ее, потом опять и опять, наверное, раз десять. Они не обращали на меня внимания.

«Я Дикий Ребенок», – сказала я, желая, чтобы меня признали. Я наклонилась поближе к женщине: «Как вас зовут?»

Она ответила, не глядя на меня: «Чернобурая Лиса».

«О, Чернобурая Лиса!» Это было ее имя, о котором я думала после первой регистрации в журнале! Мне хотелось задать ей много вопросов: «Вы откуда?» Она сухо ответила. Она жила на Гавайях. Она занималась йогой и танцевала. Она работала на тихоокеанских пароходах. Здесь была ее новая команда. Все они встретились в первый день на тропе, значит, это была судьба.

«Многие люди встречаются в первый день», – сказала я.

«Эй, Белка, – сказала она тихим мелодичным голосом. – Тебе надо попить».

«Спасибо», – сказал он.

Чернобурая Лиса протянула ему бутылку «Налджин». «Пить надо до того, как почувствуешь жажду», – сказала она, пока он глотал воду. Эта группа была командой, хотя в действительности я не почувствовала, что эти мужчины близки друг с другом. Они вели себя так, будто были обречены быть вместе после встречи; я видела, как они держатся вместе, но меня занимала только Чернобурая Лиса. Все в группе крутились вокруг этой девушки. Наконец она взглянула на меня. Ее глаза были как бирюзовый лед, красивые, непривычные для этого места. «Что-то хочешь, дорогая?»

«О, ничего», – сказала я, радуясь, что наконец привлекла ее внимание. Мне нужно сказать что-то умное, подумала я. Ее глаза были огромными, цвета моря; две горящие лампы. Она казалась мне идеальной женщиной на тропе. Она казалась такой, какой я хотела стать. «Ребята, я могу пойти с вами?» – сказала я, хотя не думала об этом спрашивать.

«Конечно, дорогая», – сказала она сразу. Кто-то дал мне четвертинку большого вкусного чизбургера, еще горячего, с расплавившимся оранжевым сыром. Он пах как чизбургер в закусочной «Джоннис ланченет» в торговом центре Ньютона. «Ты подгорела», – она передала мне солнцезащитный крем «Банана Боут», от которого пахло летним лагерем.

Я размазала его по щекам, шее, груди и ногам, одновременно чувствуя, что меня и приняли, и исключили, как девушку, присоединившуюся к секте с целью ее изучить. Чернобурая Лиса была в центре общего внимания.