Звериное царство - Жан-Батист Дель Амо

кое-как соединяли, одевали в новую форму, раскладывали по гробам и отсылали родным. Не исключено – никто ведь не проверял! – что некоторым достались чужие… члены.

Марсель, конечно же, замечает, что она крутится вокруг него, хочет все время быть рядом, но не сразу понимает, чего Элеонора добивается. Почему так предупредительна, зачем то и дело касается его плеча, ладони, вдруг становится томно-расслабленной, забывает застегнуть верхние пуговицы рубашки, показывает острое плечо, ключицу, даже плоскую грудь. В разгар жаркого лета, в поле, она вытирает пот со лба, выставляя напоказ темную пахучую подмышку. Волосы девушка забирает в пучок на затылке, подтыкает платье над красными шершавыми коленями. Однажды он моется в баке, установленном в хлеву, и затылком чувствует чужое присутствие. Элеонора подглядывает через щель. Он оборачивается, и тень исчезает.

Марсель вспоминает последний предвоенный День Святого Иоанна, большой праздничный костер, разожженный рядом с пустошью. Он тогда увидел в Элеоноре не просто маленькую кузину, но нечто большее. Если ее нынешнее отношение не обычная жалость, то что тогда? Извращенное желание? Марсель нервничает, он раздражен и смотрит на Элеонору новыми глазами, заметив в ней женщину.

Однажды утром, в начале ноября, он копает на огороде топинамбур и картошку. Элеонора пересекает двор, заходит в пустующий свинарник, где теперь часто несутся куры, искоса смотрит на Марселя и исчезает. Он бросает тяпку, встает, вытирает грязные руки и торопится за девушкой.

Она ждет, сидя на заплесневелом сене, рядом с двумя свежими – еще теплыми – грязными яйцами. Несколько мгновений они смотрят друг на друга, потом Марсель приближается, а Элеонора ложится. Он помогает ей снять чулки и задрать юбку, пытается расстегнуть воротник блузки, пальцы не слушаются, и ему приходится дернуть. Пуговицы летят на подстилку.

Элеонора хочет приласкать Марселя, но он отталкивает руку, вдыхает запах ее груди, поднимает глаза и, встретившись с ней взглядом, грубо переворачивает на живот.

Элеонора чувствует на бедрах ледяные ладони Марселя. Он трется об нее, потом входит – так резко, что она вскрикивает от боли, скребет землю под тонким слоем сена, ломает ноготь. Все заканчивается быстро. Марсель содрогается, падает Элеоноре на спину, впервые прижимается к ее щеке изуродованной половиной лица. Она чувствует его дыхание, видит в приоткрытую дверь кусок двора. Паутина на потолке колышется от живых тел. Марсель встает на колени, видит ярко-алую кровь на своей бледной коже, кое-как заправляет рубашку в брюки – он так ее и не снял – и возвращается на огород. Элеонора одевается, медленно, с трудом. Собирает яйца. Несколько долгих мгновений стоит на коленях, приложив ладонь к животу, поднимается, держась за стену и корчась от боли.

Марсель курит у грядок. Он коротко машет ей рукой, она отвечает и поворачивает к дому.

Он устраивает в хлеву новую жемчужно-серую телочку, когда появляется Элеонора. Она терпеливо ждет на пороге, глядя, как хозяин подает сено мирно жующему животному.

– Чего молчишь? – спрашивает Марсель, глядя, как она теребит пальцами фартук. – Говори, что стряслось?

По нервному тону Элеонора понимает: он уже догадался.

– Думаю, я беременна. Вот.

Марсель отставляет вилы, поворачивается к девушке и несколько секунд смотрит из-под полей шляпы, потом делает шаг, берет ее руки в свои, и она едва не отшатывается от испуга.

– Ладно, значит, мы поженимся, – решает Марсель и спрашивает: – Почему ты дрожишь?

– Холодно… – Элеонора решает не говорить правду.

Церемония состоялась весной. Ярко светило солнце, дул сильный южный ветер. Подвенечное платье матери лежало в шкафу, упакованное в коробку, чтобы не съела моль. Элеонора пользуется отсутствием Марселя, достает одно из зеркал, ставит его на стул и примеряет наряд с помощью одной из соседок. Она смотрит на отражение, поправляет фату, разглаживает ладонями складки и пожелтевшие кружевные манжеты, показывается вдове, хвастается:

– Я выхожу замуж!

– Да уж вижу, вижу… – женщина бросает неодобрительный взгляд на округлившийся живот дочери и добавляет: – Бедняжечка моя, надеюсь, это будет мальчик!

Элеонора удивляется, когда Марсель решает венчаться не в форме с наградами, а в подержанном костюме, купленном по случаю. На вопрос «Почему?» он запальчиво бросает:

– А с чего бы мне надевать побрякушки? Из гордости? Из патриотизма? В благодарность за жалкую пенсию, которой откупилась от меня Великая Франция?

Многие выжившие верят, что обязаны спасением Божественному милосердию, о котором так страстно молили на фронте. Марсель после войны ни разу не был в церкви, и Элеонору одолевают сомнения: должна ли она считать возвращение Марселя доказательством отсутствия Бога или свидетельством Его снисходительности? Разорив Обитель Господа, она держится от нее подальше и не показывалась в деревне с тех пор, как женщины изваляли ее в грязи и побили на площади перед папертью. Она нарушила свой зарок только раз – когда открывали памятник павшим. В Пюи-Лароке сплетничают, подозревают, что она унаследовала от матери безумие – «Ну, та-то точно чокнутая!»

Марсель и Элеонора тем не менее обвенчались. Церковь была на три четверти пуста, присутствовали, помимо новобрачных, вдова в трауре, родители жениха (это была первая встреча с невестой), кузен, тетки, дядья и несколько дальних друзей семьи. В момент обмена кольцами (отцовского, которое тот не носил, боясь повредить во время работы в поле, и материнского – оно упало с пальца вдовы, когда Элеонора однажды вечером мыла ее перед очагом) Марсель не может совладать с дрожью, когда берет руку невесты. Он рычит: «Не смотри на меня!» – она видит слезы в единственном глазу молодого мужа и надеется, что теперь их семья обретет хоть немного покоя.

Они выходят на паперть, и Элеонора испытывает прилив счастья. Деревенские стоят в дверях домов или находят себе занятие во дворе: люди оскорблены – их не позвали на свадьбу, как велит обычай. Марсель подсаживает молодую жену в двуколку, ту самую, что везла венчаться родителей Элеоноры, а потом отца, к месту последнего упокоения. За неимением лошади запрягли телку, сбрую украсили лентами для придания праздничного вида. Вдова, как никогда жизнерадостная, устраивается рядом с дочерью. Похоже, она вспоминает собственную свадьбу, улыбается и машет окружающим рукой. Крестьяне ежатся, им неловко, они вполголоса обсуждают нелепый кортеж, а тот, трясясь и раскачиваясь, движется к холмам под стук копыт и скрип колес.

«Добрые» соседи злословят, комментируя сомнительный – почти кровосмесительный! – союз, беременность, которую молодая (ха-ха!) попыталась замаскировать старым платьем, и скупость этой семейки. Надо же быть такими скрягами, чтобы не устроить праздничный обед!

По дороге на ферму Элеонора любуется полями цвета абсента, поглядывая на правый, оставшийся невредимым профиль Марселя. Он придерживает шляпу, чтобы