Янтарь в болоте - Дарья Кузнецова

– Смерть, – резко ответил Дмитрий, колючим взглядом буравя и без того поникшего Афанасия.

– Что же вас подтолкнуло к этому поступку, Афанасий Андреевич?

– Матушка велели, – едва слышно пробормотал тот.

– Ба! Так тут целый заговор? – протянул боярин.

– Не губи, батюшка! – Лизавета не выдержала, сорвалась с места, бросилась к княжичу. Едва не налетела на заступившего дорогу Вьюжина, от которого на всю горницу потянуло холодом, рухнула на колени перед ним и заголосила, цепляясь за полы кафтана и хватая за руки. – Не губи, благодетель! Не знали мы, что там княжич будет! Девку гулящую, дрянь паршивую извести хотела, чтоб ее нежить пожрала, чтоб имя брата мерзавка не пятнала, да! Не знала, что надежа наша, княжич светлый, рядом окажется! Матушкой клянусь, жизнью своей клянусь, не замышляла ничего против князя! Назвал бы его светлость дядьку наследником – приняла бы со смирением, но шавка же подзаборная! Не губи, батюшка! – Она вовсе упала Вьюжину лбом в ноги.

Алексея Петровича вопли не тронули. Он стоял неподвижно, смотрел равнодушно, с какой-то отстраненностью, будто слушал скучнейший и ненужный ему доклад. Унять и поднять женщину не пытался, только отступил, брезгливо поджав губы, когда та потянулась к его сапогам.

– Значит, считаешь, сын твой больше княжеского места достоин, да, Лизавета?

– Достоин, батюшка, жизнью клянусь! Уж он и умница, уж он и…

– Клятвами не бросайся, дура, – отмахнулся Вьюжин и поднял взгляд на Афанасия, который и так готов был провалиться сквозь землю от стыда. – Князь! – сказал как сплюнул. – Двадцать лет, а все за мамкину юбку держишься! Что ж ты с этим княжеством делать-то будешь? Ну, уездом за тебя мамаша править, положим, худо-бедно сумеет. А наследника тоже она за тебя жене твоей делать будет? А то ж дитя малое совсем, не справится!

– Да мне и даром оно не нужно, княжество это! – вспыхнул тот, мазнув злым взглядом не то по боярину, не то по матери. – Провались оно пропадом! Кой леший дядьку без детей побрал, так все хорошо было!.. – пробормотал в повисшей тишине и окончательно стушевался.

– Княжество, значит, не нужно. А чего же ты хочешь тогда? – спросил Вьюжин спокойным, без малого ласковым голосом.

– С нежитью бороться, – буркнул себе под нос Чесноков, не поднимая глаз.

– Борец выискался! – взвилась его мать. – Да у тебя же…

– Цыц! – одернул ее боярин. – Ты, что могла, сказала и сделала, дай вот… князю высказаться. Хоть раз в жизни.

– Батюшка, так мальчишка же еще совсем, несмышленыш! Не губи-и! – вновь завыла Лизавета, переступила коленями по полу, кажется пытаясь поймать и облобызать боярину сапог.

Вьюжин опять состроил брезгливую гримасу, уклонился и оборвал вой холодным, недобрым голосом:

– Однако князь из него, по твоему мнению, получится хороший. Или все же не о нем хлопотала, а о собственной жадности? – продолжил раздумчиво, глядя на женщину сверху вниз с нескрываемым отвращением. Потом задумчиво посмотрел на красно-белого, пятнами, Афанасия. – Значит, с нежитью… Я похлопочу перед князем, сообщу, что ты желаешь вину кровью искупить. Всяко лучше острога, верно?

– Батюшка! – ахнула Лизавета. – Какой же острог, коли мы…

– Ты княгиню пыталась убить и в том сейчас созналась, – возразил боярин. – Да и без признания твоего все ясно было, наследили вы по дури изрядно. Что ты там себе думаешь о той княгине – дело твое, однако великий князь свое слово сказал. Али ты считаешь, будто Ярослав дурак и не знает, что делает? За сына твоего я похлопочу, дар у него ценный, может, выйдет что путное. А ты… Князь милостив, молись о ссылке. Но, будь уверена, подальше от сына.

И как живо, радостно вскинулся при этих словах Афанасий! Словно ему не ссылку предложили, а исполнение самой заветной мечты в жизни.

Алёна сочувственно покачала головой и вновь с теплотой и благодарностью вспомнила бабушку и деда. И хоть от первой порой доставалось тряпкой по рукам, а от второго – ремнем по седалищу, но за дело. А как еще управиться с оравой неслухов, из которых добрая половина – с янтарем в крови, да еще многие с горячим, желтым? Оба дядьки, мамины братья, несли тогда службу на разных заставах, и единственным в большом доме взрослым мужчиной, способным приложить руку к воспитанию детворы, был дед. И управлялся как-то со всеми двенадцатью, и вот до такого ни с кем не дошло, чтобы с эдакой злостью на него дети и внуки глядели. А может, потому и не доходил никто, что было их много, тут же – единственный наследник, свет в оконце…

Закончив на этом неожиданное судилище, Вьюжин по-простому прошел к двери и толкнул ее:

– Стража!

Те караулили поблизости, поэтому в горницу вошли сразу трое. Несколько коротких распоряжений, и народу заметно поубавилось – увели тетку с сыном, ушли двое незнакомцев, так и не названные. Княжич сидел на своем месте странно задумчивый, мрачный, неподвижный, будто бы даже сердитый, он не заметил, как вывели Чесноковых, как засобирались остальные.

А Вьюжин, закончив с распоряжениями, невозмутимо подошел к алатырнице:

– Пойдемте, Алёна Ивановна.

– Куда? – растерялась она.

Беспомощно глянула на Ульяну, зацепилась взглядом за замершего в стороне воеводу, и сердце подскочило к горлу, затрепетало в непонятном восторге. Рубцов держал в руке ее сложенный платок, но, поймав взгляд, едва заметно улыбнулся, качнул головой и выразительно завел руку за спину. Отдавать вещь просто так, походя, при свидетелях, он явно не собирался, о чем недвусмысленно сообщал сейчас.

– К князю, конечно. Ему интересно будет услышать о ваших приключениях.

– О моих? – продолжила недоумевать алатырница. – Но ведь я была не одна…

– Однако убить намеревались именно вас. Идемте. – Вьюжин выразительно поманил рукой и двинулся в сторону выхода.

Ничего не осталось, кроме как последовать за ним.

– Алексей Петрович, а можно спросить? – через десяток шагов заговорила Алёна, рассудив, что за спрос не бьют, а если она даже не попробует – потом будет маяться от любопытства. Вьюжин бросил на нее проницательный взгляд и кивнул. – А зачем вот это все было? Вы же и так знали, что это сделал он, и знали, чего именно он хотел добиться. Ну, что Афанасий не покушался на княжича.

– А на что походило? – уголками губ улыбнулся глава Разбойного приказа, хотя глаза опять оставались холодными. Кажется, по-другому просто не умел.

– На скоморошье представление, – честно ответила Алёна и слегка втянула голову в плечи, ожидая отповеди за нахальство.

Но Вьюжин только явственнее улыбнулся.

– Близко, – кивнул он. – А зачем скоморохи свои потехи показывают?

– Чтобы люди развлекались и деньги платили.

– Так! – чему-то еще больше обрадовался Вьюжин. – Вот и я зрителей собрал, чтобы потешились, и выгоду кой-какую получил. Лизавета – баба наглая, изворотливая, с ней одной разговаривать – мучение. Торговаться бы стала, как на базаре, громче всех вопила бы, а при людях вон наглости-то в ней поубавилось. Князь бы такое развлечение устроить не позволил, сразу имений лишил бы да сослал обоих подальше, а вместе их сослать – окончательно дар загубить. Дмитрий же хоть и молодой совсем, зеленый, но на своем месте посидел с пользой. Может, и с Ярославом бы вышло договориться, но дольше возиться пришлось бы.