Лиса в аптечной лавке - Наталья Шнейдер

в нем возмутило настолько, что вы сами взялись готовить?

Я дала мужу еще один лист бумаги.

– А это – сколько и на что я потратила сегодня на рынке.

Ксандер пробежал глазами по строчкам, нахмурился.

– Вы хотите сказать, моя прислуга меня обманывает?

– Я не хочу этого сказать, – покачала я головой. – Возможно, ваша прислуга ходит не на рынок, а в какую-нибудь – чуть не сказала «фермерскую эколавку» – дорогую лавку.

Возможно, Руби до сих пор была честна, а сейчас решила рискнуть, боясь, что ее уволят. По моим прикидкам, она завысила цены примерно на треть, и на излишек один человек мог бы прожить неделю, имея крышу над головой. На хлебе и воде – дольше. Возможно, обманывает не она, а экономка, а кухарка с ней не спорит, боясь увольнения.

– И все же вы выставили ее из кухни.

– Я выгнала ее из кухни, потому что Руби настаивала, что отчитываться будет только перед вами и слушать только ваши приказы.

Да, я обещала «не беспокоить» графа этим, но не обещала, что буду молчать в ответ на прямые вопросы или врать, покрывая ее.

– Логично, ведь именно я ее нанял.

Я в упор посмотрела на мужа.

– Это моя кухня. И хозяйство веду я. Горничная может сколько угодно докладывать вам о том, как я провела день, но слушаться она будет меня, а не вас. Кухарка пусть готовит, ориентируясь на ваши вкусы – в конце концов, я сама учла бы их, как учитывала бы вкусы любого гостя.

– Гостя? – приподнял бровь Ксандер.

– Это мой дом, – упрямо повторила я. – Если кто-то не желает понять это с первого раза, пусть возвращается в ваш дом и живет по заведенным вами правилам сколько угодно.

Он помолчал, сверля меня взглядом.

– Или вы в самом деле изменились, или великолепная актриса. Так здорово притворяться милой наивной скромницей…

– Если вам нужна милая наивная скромница, поищите ее в другом месте, как и полуобморочную барышню. Я не помню, какой была до того, как очнулась в вашем особняке.

– Очень удобно списывать все грехи на потерю памяти.

– О грехах, если они у меня есть, я буду разговаривать со священником, не с вами. – Я мило улыбнулась, прекрасно понимая, что эта улыбка и тон моего голоса противоречит смыслу слов. – И не советую бить меня по голове, чтобы вернуть память и манеры прежней Алисии.

– А то что? – приподнял бровь Ксандер. – Вы в самом деле пытаетесь мне угрожать?

– А то может неловко выйти, – проворковала я, продолжая улыбаться мило и нежно. – Трупу-то все равно, а вот вам придется возиться и прятать его или объясняться с властями. Разговоры, опять же, пойдут, репутация…

– Ваш труп, если он вдруг попадет мне в руки, я забальзамирую и поставлю в своем кабинете как напоминание, насколько меняется женщина после свадьбы. – Муж широко улыбнулся, словно мысль о моем трупе в самом деле его порадовала.

М-да. На моей могильной плите определенно напишут: «Довыделывалась».

Глава 22

– Так с кем поведешься. – Как бы то ни было, сдаваться я не собиралась. – Это же после общения с вами я так переменилась.

– Переменились или перестали притворяться? Правда, врать следовало бы лучше. Пять минут назад вы сказали, что выставили Руби с кухни, чтобы показать, кто хозяйка в доме. Полчаса назад – что передадите ей, какой завтрак для меня готовить. Или опять скажете, что потеряли память?

– Нет, скажу, что вы торопитесь с выводами. Ужин готовила я. Завтрак готовить будет Руби, потому что в конце концов мы поняли друг друга. Конечно, я присмотрю за ней. Если вот это, – я указала на список, – больше не повторится или найдется разумное объяснение, я бы оставила ее. И если… – Я осеклась.

– Если она в состоянии будет готовить? – договорил за меня Ксандер. – Вы это хотели сказать.

– И давно вы заметили, что она нездорова? – спросила я.

– Сегодня. Я очень редко бываю на кухне, так что раньше случая заметить, насколько она бледная, не было. Я собирался разобраться с этим, когда освобожусь. Все настолько плохо?

– «Настолько плохо» – понятие растяжимое, так что не знаю. Но с вами она не станет говорить.

– Это почему же? Я – целитель. И ее наниматель, в конце концов.

– Вы – мужчина.

– Понял. – Он помолчал. – Но нельзя же это так оставить. Это же… просто нелепо: отказываться от помощи из-за предрассудков!

– Можно подумать, все ваши пациенты блещут умом, – хмыкнула я.

– Да, среди знати предрассудков не меньше, правда, других. – Он покачал головой. – И все же я пойду попробую поговорить с ней.

– Погодите! – воскликнула я, озаренная внезапной догадкой. – Вы можете определить качество зелья, не экспериментируя на пациенте?

– Если это известный рецепт, которым многие пользуются, – в какой-то степени могу.

– В какой степени?

– Органолептически. Примерно так же, как вы определяете, не испорчены ли продукты: вид, запах, вкус, консистенция…

– Тогда подождите немного. – Я шмыгнула в лабораторию, оглянулась, убедившись, что за мной не наблюдают, подхватила зелья, вернулась к мужу. – Я нашла это в «вечном ящике».

В конце концов, раз он называется «вечным», почему бы внутри не осталось то, что готовил прежний хозяин? К слову, а в самом деле, почему не осталось ничего, кроме книг? Или отец Алисии сам убрал все, зная о предстоящем аресте, и положил в тайник послание для дочери? Или это сделала его жена, чтобы в зелья не подмешали яд, превратив в доказательство вины? Кто сейчас скажет?

Ксандер отцепил с пузырька привязанный лист бумаги, на котором я, как полагается, написала название лекарства, состав и способ применения.

– Как интересно, – протянул он. – И в «вечном ящике» были именно эти три зелья? Больше ничего?

– Еще «простое притирание», – глядя на него честными глазами, сказала я. – Принести?

– Принесите.

Я сходила за баночкой с кремом. Ксандер покрутил ее в руках, понюхал, изучил этикетку – такую же, написанную от руки и привязанную толстой ниткой к банке. Я мысленно ругнулась – прав был, зараза, когда говорил, будто я совершенно не умею врать, сейчас сличит почерки на этикетках и списке и все поймет! Но муж, казалось, был занят только зельями.

– Слишком простое притирание для работы Монро, – задумчиво произнес он, открыв крышку и принюхиваясь. – Он даже моему отцу делал сложнее.

– Вашему отцу?

– Для рук. Целители часто моют руки, кожа сохнет и трескается… – По лицу Ксандера пробежала тень. Он снова покрутил в руках баночку. – Можно я возьму это?

– Можно, – не стала жадничать я.

В конце концов, я себе еще сделаю, и от пары дней без крема со мной ничего не случится.