Иллюзия. Цена - жизнь - Николай Лузан

А Накаидзе не хотел ждать и постоянно теребил Павла вопросами: «Ты согласен? Когда? Где?» Эта настырность и неугомонность шпиона допекли контрразведчиков и, чтобы как— то умерить его пыл, они посчитали наилучшим выходом из положения поместить его на лечение в госпиталь. Накаидзе, щепетильно относившийся к своему здоровью, уже после первого упоминания врача тут же согласился пройти обследование и подлечиться.

9 июня 2008 года он занял место в палате 1602 окружного военного клинического госпиталя и пролежал в ней до 22 июня. Но и на больничной койке шпион не угомонился. Он продолжал подслушивать разговоры соседей, исподволь подталкивал их к разглашению сведений служебного характера, а потом тайком, с соблюдением условностей, ранее оговоренных с Гией, докладывал ему по сотовому телефону. В частности, шпион сообщил сведения о структуре госпиталя, установочные и характеризующие данные на ряд должностных лиц, а также о перемещениях с 17 по 28 июня 2008 года личного состава и техники медицинских подразделений в пределах Северо-Кавказского региона.

К тому времени Павел успел морально подготовиться к выполнению задания, а в распоряжении Поэтина и Волкова имелся отработанный до деталей пакет дезинформационных материалов. Руководители управления, взвесив все «за» и «против», посчитали, что настало время переходить к следующему этапу операции — внедрению в спецслужбу Грузии. Окончательное слово оставалось за Правдиным. Он своего решения не изменил и 29 июня связался по телефону с Накаидзе. Во время разговора Павел дал понять, что готов обсудить его предложения. Тот торжествовал победу, наконец перед ним открылся прямой путь к важнейшим секретам и, чтобы не ударить лицом в грязь перед кандидатом в шпионскую сеть грузинской спецслужбы, назначил встречу не в тесной каптерке среди метелок и лопат, а в престижном кафе «Кинто».

Отменная грузинская кухня, хорошее вино и обстановка, в которой Накаидзе чувствовал себя хозяином жизни, а не забитым старшиной, которого по делу и не по делу могли послать куда подальше все кому не лень, по его замыслу, должны были произвести нужное впечатление на Правдина. Прием сработал. Павел, войдя в кафе, застыл на пороге. Он с трудом узнал в вальяжном, одетом по последнему писку моды мужчине батальонного старшину. А тот, довольный произведенным эффектом, продолжал пускать пыль в глаза. Демонстрируя перед ним изыски грузинской кухни и «щедрость» ее спецслужбы, Накаидзе не забывал подливать в бокал. Правдин не стал его разочаровывать и, выполняя задание контрразведчиков, принялся трясти шпионский кошелек. Бедняге официанту пришлось челноком сновать между столом и кухней, чтобы утолить разгулявшийся аппетит Павла.

Накаидзе, скрипя зубами, мысленно подсчитывал убытки. А Правдин, нахваливая блюда, продолжал поглощать их с удивительной скоростью. В конце концов терпение у шпиона иссякло, он решил прервать этот пир молодого желудка и перевести беседу на интересующую его тему. Павел не спешил развивать ее, а решил поиграть у него на нервах и одновременно снять возможные подозрения о своей связи с ФСБ. Сначала он напомнил Накаидзе о том, что за подобные дела — шпионаж могут впаять такой срок, что мало не покажется. Тот парировал тем, что за все время службы не помнит, чтобы кого-то посадили. И здесь Правдин нанес укол в самое болезненное место — ударил по самолюбию Накаидзе, выразил сомнение в том, что старшина, владеющий подержанной «семеркой», ну никак не может быть крутым разведчиком, у которого карманы набиты деньгами.

Нехитрый прием сработал. Накаидзе завелся с полуоборота. На что собственно рассчитывали Поэтин с Волковым, когда вместе с Павлом в ролях проигрывали эту сцену. Таким образом, они надеялись вытащить из шпиона информацию о том, кто является его куратором и где скрывается. Задетый за живое, Накаидзе заявил: «Если не веришь, то сейчас будешь говорить с самим шефом!» Правдин не стал отказываться. Шпион тут же связался с Гией и предложил: «Теперь сам можешь прояснить с ним все вопросы».

В телефоне зазвучал голос, в котором хорошо угадывался характерный акцент. Собеседник представился Гией и в дальнейшем разговоре, прибегая к условностям, подтвердил все то, что Накаидзе говорил Павлу раньше, пообещал солидное вознаграждение, а потом предложил сотрудничество. Павел, придерживаясь линии поведения, отработанной на встречах с Поэтиным и Волковым, уклонился от прямого ответа и принялся донимать вопросами о размере «своей услуги». Гия, не называя конкретной цифры, заверил: «Оно будет несоизмеримо с тем, что ты сейчас получаешь». А Павел продолжал гнуть свою линию, рассчитывая как можно больше получить информации о сотруднике грузинской разведки. Ссылаясь на серьезные для себя последствия в случае принятия такого решения, он высказал пожелание обсудить детали «работы» при личной встрече. Это предложение не нашло поддержки у Гии, и тем более у Накаидзе. Он, немало потративший своих кровных на несговорчивого кандидата в агенты, буквально взвился и принялся уговаривать Павла принять предложение немедленно. Тот заупрямился и пообещал подумать. Шпиону и его куратору ничего другого не оставалось, как смириться и ждать ответа.

Взяв паузу, контрразведчики рассчитывали за это время выйти на неведомого Гию и одновременно оперативно проработать связи Накаидзе среди военнослужащих батальона на предмет наличия среди них других лиц, возможно сотрудничающих с грузинской спецслужбой. Но Накаидзе не хотел ждать и не давал прохода Павлу, при каждом удобном случае напоминал ему о телефонном разговоре с Гией и торопил с ответом. Правдин, не отрицая в принципе возможности подзаработать на этой теме, продолжал настаивать на личной встрече с ним. Его настойчивость дала результат. Накаидзе пообещал организовать ее.

К тому времени контрразведчики уже располагали информацией о том, кто скрывается за кличкой Гия. Им оказался кадровый сотрудник Специальной службы внешней разведки Грузии, специализирующийся на вербовке российских военнослужащих из числа грузин. Одной из последних его жертв стал подполковник М. Хачидзе, находившийся в активной оперативной разработке управления. Теперь, когда у Поэтина, Волкова и руководства УФСБ РФ СКВО появилась полная ясность, с кем они имеют дело, а Правдин в профессиональном и психологическом плане был готов сойтись лицом к лицу с опытным и коварным противником, пришло время для активных действий. Но в их оперативный замысел вмешалась война.

7 августа 2008 года в 22.45 грузинская армия численностью в 12 тысяч человек при поддержке 75 танков и систем залпового огня обрушилась на многострадальную Южную Осетию. Им противостояли батальон российских миротворцев и отряды югоосетинских ополченцев. Ворвавшись в Цхинвал, штурмовые группы, поливая свинцом и огнем его защитников, беспомощных стариков, женщин и детей, рвались к центру города. Казалось, еще один залп, еще одна струя из огнемета, еще одна очередь из пулемета — и «конституционный порядок», о котором вещал с телеэкрана торжествующий близкую победу Саакашвили, будет установлен в «мятежной территории».

Российские миротворцы и ополченцы стояли насмерть! Они верили, что суровая родина не бросит их на растерзание вероломному и безжалостному врагу. И многострадальная, не единожды оболганная и униженная русская, советская, российская армия пришла им на помощь. Они — ее офицеры, прапорщики и рядовые, многие из которых ютились по чужим углам и жили от зарплаты до зарплаты, в час испытаний, как истинно русские люди, поднялись на защиту слабого и униженного.