Персональный апокалипсис - Татьяна Коган

Андрей перехватил взгляд доктора. Тот поднял вверх указательный палец в знак одобрения и скрылся в кабинете, тихо прикрыв за собой дверь. Софья этого не заметила. Она стояла, пристыженная и растерянная, и готова была провалиться сквозь землю.

Андрей двинулся к выходу и на пороге обернулся:

– Ты идешь?

– …и после того, как его повязали на ограблении инкассаторского фургона, этот сумасшедший напал на двух полицейских, взял одного в заложники и чуть не вышиб ему мозги. Прямо в полицейском участке! А потом остановил на дороге тачку и укатил! – шеф полицейского участка Билл Уолли возмущенно хмыкнул в телефонную трубку. – Если бы не авария, мотались бы за ним до вечера, тот еще Фернандо Алонсо.

Удивительно, что раньше не привлекался, и за один день умудрился наколдовать себе на пожизненное, скорее всего. Помимо основного обвинения – вооруженный грабеж и убийство, – теперь добавилось еще несколько, в том числе нападение на сотрудника полиции и угон… Таких лихих экземпляров Билл Уолли давно не встречал. Однако и везучий же тип – если о везении уместно говорить в данном случае. Машина искорежена, а у самого – несколько царапин и сотрясение. Пока по делу ведется следствие и изучаются материалы для предварительных слушаний, злоумышленник будет этапирован в окружную тюрьму. С начальником которой, своим закадычным приятелем Реем Блэквудом, шеф и общался в данный момент.

– Счел долгом предупредить, чтобы ты за ним внимательнее приглядывал, – продолжил Уолли. – Дерганый он больно.

Рей Блэквуд расхохотался:

– Билли, у меня каждый первый дерганый – до поры до времени. Подсажу его к кое-кому, чтобы поучили манерам, мигом притихнет. Будет на суде соловьем петь, лишь бы добиться отдельной камеры.

– Никогда не сомневался в твоих стратегических талантах. Получишь Крайтона через пару часов.

– Жду с нетерпением, – Блэквуд положил трубку и покрутил головой вправо-влево, разминая затекшую шею. Затем нажал на кнопку вызова дежурного.

Полицейский фургон миновал железные ворота и заглох у пропускного пункта. Охранники выволокли Крайтона, втолкнули внутрь здания вместе с другими прибывшими и повели в приемный бокс. От транквилизаторов, которыми его напичкали в участке, кружилась голова, налитые чугуном ноги двигались с трудом. Дежурный лениво задал десяток вопросов, заполнил бланки и карточку удостоверения личности арестанта, снял отпечатки пальцев, сделал фотографии.

Томас плохо соображал, что делает. Он словно не участвовал в происходящем, механически отвечая на вопросы и выполняя приказы, суть которых не улавливал.

В отдельном кабинете ему велели полностью раздеться, встать на резиновый мат, нагнуться, коснувшись пальцами пола. Под воздействием успокоительных унижение казалось не столь острым.

Второй блок, третье крыло, десятая камера. Решетчатая дверь распахнулась, впуская новенького, и с глухим стуком захлопнулась за его спиной. Две пары настороженных глаз метнулись в его сторону, сканируя с ног до головы.

Томас окинул камеру затуманенным взором: приваренные к полу двухэтажные нары, два пластиковых стула, одинокий унитаз со сломанной крышкой и фаянсовый умывальник – вот и все убранство. Его предупредили, что тюрьма переполнена, поэтому вместо койки ему выделили матрас на полу. Он подошел к стене, сел на импровизированную кровать, положив рядом выданные ему рулон туалетной бумаги, кусок мыла и зубную щетку.

Когда его вытащили из разбитой машины и привезли обратно в участок, он воспользовался правом звонка.

– Томми? Ты где? – с плохо скрываемым беспокойством спросила Мэдди. – Что-то случилось?

Он хотел рассказать ей правду, она заслуживала правды. Но смог выговорить только жалкое «Прости» и малодушно повесил трубку.

Неужели это конец?

Крайтон повалился на живот, спрятав лицо в ладони, и лежал так целую вечность, не слыша ни обращенных к нему голосов, ни скрипа закрывающихся перед отбоем дверей… Он не заметил, как погасло освещение, как негромко заиграло мексиканское радио, а потом незаметно стихло, и задрожало в воздухе тревожное, густое безмолвие.

Он проснулся мгновенно, как будто кто-то потянул невидимый тумблер, вырвав Томаса из липкого забвения.

– Смотри-ка, Белоснежка очнулась, – раздался низкий насмешливый голос за его спиной.

– И поцелуя не понадобилось, – пробасил кто-то.

– После твоих поцелуев, Мигель, у нее бы задница неделю горела, – отозвался первый, и его ответ потонул во взрыве хохота.

Крайтон медленно повернул голову: двое латиносов сидели напротив – один на стуле, второй на нарах – и с агрессивной веселостью рассматривали его. У открытых дверей, на пороге камеры, топтались еще трое.

– Ну так что, Белоснежка, знакомиться будем? – спросил бритоголовый мексиканец с кривой ухмылкой и внимательными черными глазами. Под оранжевой тканью робы перекатывались бугры накачанных мышц.

– Он, по ходу, немой, Тьяго, – приземистый широкоплечий парень с низким лбом, который пересекал короткий кривой шрам, вызывающе покосился на новенького. – Невежливо не здороваться с хозяевами.

– Простите, – Томас вымученно улыбнулся. – А где хозяева?

Бугай – судя по всему, он был здесь за главного – восхищенно присвистнул:

– А Белоснежка у нас с гонором!

– Надо бы научить ее вежливости.

– Обязательно научим.

– Веселенький будет день! – подхватил хор голосов.

Отдаленный звон посуды оборвал диалог, и вся компания ринулась в коридор, торопясь на завтрак. Уже в дверях тот, что со шрамом, оглянулся, смерив новичка тяжелым взглядом маленьких, глубоко посаженных глаз.

Томас встал и на автомате поплелся следом. Мысль о еде вызывала тошноту, но тихий рассудочный голос в голове упрямо толкал его вперед. «Еще ничего не кончено. Нужно питаться, чтобы работал мозг».

В просторной столовой, уставленной длинными столами и скамьями, было полно заключенных. Народ толпился у раздачи с подносами в руках; за столы рассаживались по расовому признаку, компаниями по шесть-восемь человек. Основной контингент составляли черные и латиносы – они кучковались в разных углах, негласно поделив территорию. Крайтон заметил нескольких белых, скромно разместившихся за одним из дальних столов. Охраны не было видно. Томас взял поднос, но тут же положил его обратно, осознав, что не сможет запихать в себя ни ложки. Он не знал о заведенных порядках, поэтому облокотился на стену и принялся молча наблюдать.

Крайтон пребывал в состоянии, похожем на транс; ему казалось, он находится внутри прозрачной стеклянной сферы, и окружающее не касается его, обтекает, словно вода. Несвязные обрывки мыслей кружились нескончаемым хороводом, и одна из них, особенно важная, Томас точно знал, никак не доходила до его сознания. Он пытался поймать ее, осмыслить, но сконцентрироваться не получалось.