Персональный апокалипсис - Татьяна Коган

Андрей включил радио и прибавил громкость.

– Организация «Международная амнистия» в очередной раз подвергла Соединенные Штаты критике за применение пыток в тюрьмах, причем само американское правительство создает предпосылки для процветания порочной практики. В докладе организации, опубликованном в Лондоне, говорится о том, что США практикуют пытки под предлогом борьбы с терроризмом, а все усилия американской администрации положить конец этой практике оказываются неэффективными.

К заключенным применяют, в частности, такие технологии допросов, как cold cell – пребывание в холодных камерах и long time standing – вынужденное стояние по сорок часов кряду…

«Ха-ха-ха. Проверили бы правозащитники российские тюрьмы…»

Авто справа просигналило. Андрей повернул голову. В новенькой красной «Хонде» маялась от скуки симпатичная брюнетка. Поймав его взгляд, она указала на его навороченную «Ауди» и подняла большой палец вверх, одобряя выбор. Провела языком по верхней губе и обольстительно улыбнулась.

Подобные девицы не будили в Андрее эмоций, но эта почему-то разозлила. Он достал из бардачка ручку и блокнот, вырвал чистый лист и написал: «50 долларов за минет». Свернул записку, опустил стекло. Холеная ручка с длинными вишневыми ногтями муреной вцепилась в бумажку. Андрей с вялым любопытством следил за выражением лица незнакомки: интересно, оскорбится или нет?

Та хмыкнула, вынула из сумочки косметический карандаш, черкнула что-то и отдала записку обратно. Ушлая девка вывела после ноля еще один ноль. Он поаплодировал и отвернулся, утратив к ней интерес.

Трассу расчистили, и застывший автомобильный поток наконец сдвинулся с места.

Дома Немов принял контрастный душ, после чего созвонился с приятелем.

– Подтягивайся в клуб, мы тут ненадолго зависнем, а потом решим, куда двинуться дальше, – весело отрапортовал Завацкий.

– Кто в компании?

– Жека Орлов из «Фазана» и Глебов из «Мосяни».

– Старик, когда ты уразумеешь: мужики вне сферы моих интересов. Я про баб спросил. Как ту блондинку величали? Олеся, что ли? Позови ее.

– Вот это я понимаю, наш разговор! Сделаю все, что смогу.

– Э, нет, брат. Просто позови ее, а все остальное я смогу сделать сам, – Андрей провел ладонью по щеке, раздумывая, бриться или нет.

Он уже выходил из дома, когда пришла sms от Сони с глупейшим вопросом в стиле высокодуховных дев: «Какой стих у Маяковского твой любимый?» Андрей редко набирал сообщения на мобильном телефоне, считая это бестолковой тратой времени – не проще ли позвонить? Однако на сей раз не поленился, написал длинный ответ:

«Я в Париже, живу, как денди. Женщин имею до ста. Мой член, как сюжет в легенде, Переходит из уст в уста».

И отправил. Соня не ответила.

Тело требовало движения. Крайтон осторожно поднялся, пригнув голову, и шагнул в сторону. Здесь высота потолка позволила ему выпрямиться. Он покрутил головой, повращал плечами и снова опустился на пол, почувствовав резкую слабость. Горло саднило, будто обтесанное наждачной бумагой. Сколько его уже держат здесь? Ни воды, ни еды ему так и не принесли.

Он пытался сосредоточиться, прикинуть возможные и невозможные варианты спасения дочери, но сознание путалось, крутилось, как шары в барабане лото, и выбрасывало случайные мысли.

Однажды в баре Томас познакомился с профессором, доктором наук. Тот изрядно выпил и завел речь про свойства глаза. Говорил долго и умно, используя научные термины, – Крайтон понимал не все, но один факт из той научной лекции врезался в память. Оказывается, человек со стопроцентным зрением в полной темноте будет видеть идеально черное поле. Если же зрение хромает, то на фоне обязательно будут присутствовать разноцветные вкрапления, пятна и полосы. Томаса окружала монотонная, ровная чернота. Он почти проклинал свое совершенное зрение, из-за которого лишился хоть какого-то разнообразия в карцере.

Он облизнул запекшиеся губы, мысленно усмехнувшись. Может, его осудили на закрытом заседании и приговорили к инквизиторской казни через обезвоживание? С этих блюстителей морали станется. В деле наказания отступников борцы за добродетель испокон века проявляли садистскую изобретательность…

Тишина буравила череп отбойным молотком. Томас вздрогнул от ужаса: каким-то образом он очутился привязанным к стоматологическому креслу. Толпа врачей в белых забрызганных кровью халатах окружила пациента. Вставленный в его рот расширитель не давал сомкнуть челюсти. Сумасшедшие дантисты разом включили бормашинки и начали сверлить его зубы. Он дергался и мычал, теряя рассудок от боли, но ремни крепко держали. Рот наполнился теплой соленой влагой, Томас начал захлебываться собственной кровью, и, словно бы добавляя мучений, вспыхнула, ослепляя, яркая лампа.

Томас проснулся, щурясь от яркого света. В открывшейся двери возник темный силуэт:

– На выход!

Крайтон шагал нетвердой походкой, моргая слезящимися, отвыкшими от света глазами. После спертого душного карцера вентилируемый тюремный воздух казался упоительно свежим.

– Стоять! – рявкнул надзиратель и звякнул ключами. Расстегнул наручники, подтолкнул арестанта в душевой отсек. – У тебя пять минут.

Неловким движением Томас стянул одежду, сложил ее на лавке и открыл вентиль с холодной водой. Ледяная струя обрушилась на голову, возвращая его к жизни. Он запрокинул лицо и принялся жадно пить.

Его привели в камеру перед самым отбоем. В полной тишине он проследовал к своему матрасу, мечтая повалиться на живот и проспать часов двенадцать. Но сперва следовало кое-что уладить. Он повернулся к сидевшим на нарах латиносам и помедлил, подыскивая слова.

– Я был не прав, – Томас кашлянул. – Мне следовало нормально с вами познакомиться, а не лезть в бочку.

Тьяго вскинул мощный подбородок, с интересом разглядывая новенького. Он уважал физическую силу, и то, как этот белый махался в столовой, произвело на него впечатление. К тому же не заложил надзирателям, что само по себе заслуживает уважения. Со странностями, конечно, и не простой, это Тьяго сразу понял. Оскорбление охранника – проступок тот еще, но определенно не на двое суток карцера! Расспросить бы его подробно, по какой статье прибыл, понять, что за человек. После того как отомстить ему за разбитый нос.

– Был не прав, это факт! – доброжелательно отозвался мексиканец. – Но мы люди не злые, да, Мигель?

Тот недобро усмехнулся, отчего шрам на лбу ожил, зашевелился как насекомое, добавив и без того неприветливому лицу едва ли не зловещее выражение.

– Твоя роль на сегодня – ползать в ногах и умолять о прощении, – Мигель переглянулся с соседом, ища его одобрения.

– Прости, я с этой ролью не знаком, – хмыкнул Крайтон. – Может, ты мне сам продемонстрируешь? Или слова на бумажке напишешь?

Мигель дернулся вперед, но бугай остановил его еле приметным жестом: