Русичи. Западня для князя - Татьяна Бурцева

Олеся, напротив, была задумчива и улыбалась по-иному.

Как-то она не понимала раньше, как муж и жена становятся единым целым, но теперь Олеся почувствовала: что-то прочное, почти осязаемое связало их навсегда. Удивившись этому новому ощущению, она потрогала кольцо на пальце — символ ее новой сущности.

Жена. Самый близкий и нужный человек. Хозяйка в доме и просто друг. Та, кто ждет. Кто все простит, кто своим светом наполнит дом и разгонит все невзгоды.

И просто женщина. Со своими страхами и печалями. Слезами и радостью. Надеждой на защиту.

Одновременно слабое и сильное существо. Настолько слабое, что не в силах поднять пудовый мешок, и настолько сильное, что может подарить новую жизнь.

Русская женщина и жена.

Мать и подруга.

Вдруг Олеся почувствовала, как что-то изменилось. Веселье как-то разом стихло. Люди застыли кто с кубком в руках, кто с куском дичины.

К князю подошел человек и, склонившись к самому уху, прошептал несколько слов. Даниил встал и вышел из-за стола. За ним двинулись его военачальники.

— Веселитесь, — улыбнувшись, произнес князь окружающим, — неотложные дела.

— А ты оставайся и хорошо отпразднуй свою свадьбу, — обратился он к Георгию, заметив, что тот приподнялся со своего места.

За столом снова загомонили, но напряжение, разом наполнившее всех, не позволило вернуться той непринужденной всеобщей радости, которая бывает лишь на свадьбах и крестинах.

Только дружинники Георгия по-прежнему искренне веселились. В их нелегкой и полной опасностей жизни они научились ценить каждую минуту радости и отдаваться ей со всей полнотой.

* * *

В юрте с плотно занавешенным пологом состоялась встреча.

Один из присутствующих был смугл и бесстрашен. Черные глаза не знали стыда и смотрели прямо. Две сабли лежали рядом. Воины пили китайский чай.

Второй был старше. Черные чуть раскосые глаза горели умом. Весь облик его говорил о том, что этот человек более цивилизован, но не менее опасен.

— Мы не смогли выполнить твое поручение, — смиренным голосом, но не опуская наглого взора произнес первый.

— Почему? — глядя поверх пиалы, спокойно спросил второй.

— В скиту была засада. Откуда-то князь узнал о нашем нападении, — первый тоже отпил чая и неторопливо продолжил: — Когда мы туда приехали, отряд воинов занял оборону в скиту. Нам пришлось задержаться, чтобы осадить его.

— Сколько их было? — поинтересовался второй.

— Не больше сотни.

— А вас?

— Больше двух с половиной.

— Так что же вам помешало сжечь этот скит?

— Они хорошо организовали оборону. Я потерял много Волков, прежде чем мы проникли внутрь. И вот, когда мы уже ворвались, к ним подоспела помощь с заставы.

— Ты не мог этого предусмотреть заранее?

— Конечно, мог, я не исключал такого хода. Однако мы задержались дольше, чем рассчитывали.

— Ты что, считаешь русов дураками? — второй на секунду вышел из себя. — Они же специально тянули время, чтобы подоспела помощь! Русы, даже проигрывая битву, дерутся как шайтаны.

Потом уже гораздо спокойнее спросил:

— Кто командовал обороняющимися?

— Какой-то совсем молодой сотник. Ничего примечательного. Я почти убил его, но нам помешали.

Второй собеседник приподнял бровь.

— Почти? Ты его ранил?

Первый воин проигнорировал вопрос. По понятным причинам ему пришлось умолчать о том, как он бесславно бежал, чтобы не быть убитым или схваченным, поэтому сейчас в нем чувствовалось раздражение.

— Я уже велел найти его, чтобы закончить начатое, — ответил он с запалом, — когда я его поймаю, то убивать сразу не стану. Он будет умирать очень долго. И мучительно.

В глазах первого воина можно было прочитать все то, что он сделает с сотником, когда тот попадет к нему в руки.

— Он будет умолять о скорой смерти, и даже тогда я не сразу убью его.

— Попробуй, — спокойно ответил второй и встал, — новые указания получишь позже.

Встреча была окончена.

Георгий сидел на крыльце, положив голову на руки. Прохладный утренний ветерок щекотал загорелую кожу — сотник вышел, не надев даже рубахи.

Хотя сейчас он переживал самый счастливый период своей жизни, тревожные думы не могли его оставить. Мысль о том, что он так и не нашел ответов на интересующие его вопросы, не давала ему покоя.

Медленно он встал, направился к бочке с дождевой водой. Из нее Олеся поливала не так давно разбитый огород. Зачерпнув полную пригоршню прохладной воды, умыл лицо.

Холодные ручейки потекли на грудь и плечи. По коже пробежали мурашки.

Мысли так же торопились, толкая друг Друга.

Кто хотел убить князя?

Кто велел кочевникам напасть на скит?

Кому выгодно поссорить князя с Ордой?

Сотню раз Георгий задавал себе эти вопросы и не находил ответа.

Внезапно сотник развернулся и вошел в дом. Решительным шагом он направился к лавке, где вчера оставил оружие и одежду. На ходу вытеревшись рушником, стал натягивать рубашку.

— Ты что встал так рано? — послышался сонный голос Олеси.

— Не спится что-то, ты не вставай, душа моя.

Георгий услышал, как Олеся, не послушавшись, завозилась, набрасывая что-то на себя.

— Ты куда? — испуганно спросила она, появившись в дверном проеме и увидев, как сотник берет оружие.

Георгий улыбнулся.

— Скоро вернусь. Дело одно есть.

— Ты… к князю?

— Нет, не к нему, — сотник подошел к жене и поцеловал горячие со сна губы, — не волнуйся, скоро буду.

Резко развернулся и вышел.

Олеся еще какое-то время слышала в утренней тиши шаги Георгия.

Что мне еще разрешено, кроме как любить тебя?

Сотник держал путь в темницу к боярину Бориславу. Точнее сказать, место, где находился боярин, вовсе не было темницей. Князь Даниил велел держать его под замком, но не допускать, чтобы Борислав терпел лишения, — у князя были на его счет какие-то соображения. Место, где маялся в одиночестве боярин, держалось в тайне, однако сотник его знал. И сейчас, пройдя несколько длинных коридоров и поворотов, он наткнулся на охрану. Против ожиданий, дружинники бодрствовали и службу несли исправно, что приятно удивило сотника.

Охрана молча расступилась, узнав Георгия. Один, погремев ключами, открыл тяжелую дверь, пропуская вперед.