Драгоценности Жозефины - Алина Егорова

И вот опять раздался лязг металлической двери, опять называют ее фамилию, опять надо вставать и куда-то идти. Куда и зачем – конвойный не говорит, и спрашивать его бесполезно – все равно не ответит. Не положено. Длинный коридор, звуки шагов, пристальный взгляд в спину. Идти нужно быстро, без оглядки и остановок. Короткий, как выстрел приказ: стоять! Значит, уже пришли, вот она – дверь. Снова допрос? Ведь сегодня следователь уже приходил. Раздобыл новые улики? Впрочем, это не важно – она будет молчать.

Таня не угадала – когда открылась дверь, в помещении она увидела не следователя, а совсем другого человека. Высокий атлет с резким, улыбчивым лицом, еще молодой, но уже с проседью на коротко стриженных висках.

– Здравствуйте Татьяна Николаевна. Я ваш адвокат, – протянул он ей со вкусом оформленную визитку.

Таня с подозрением перевела взгляд с серебристо-синего прямоугольника визитки на ее обладателя – мужчину с приподнятыми уголками губ, отчего казалось, что он улыбается.

– Но я не просила. Мне нечем платить.

– Вам платить не надо, – уголки губ приподнялись еще выше.

Она что-то слышала, что подследственным положен адвокат. Только в таких случаях помощи от него никакой, так как его участие чисто формальное.

– Все равно мне не надо.

– Почему же, позвольте полюбопытствовать? Вы хотите получить максимальный срок за убийство?

– Я никого не убивала! – твердо произнесла она, почти ненавидя адвоката. Пришел поиздеваться, еще и улыбается своей мерзкой улыбочкой. Скользкий тип. И фамилия у него соответствующая – Морсин.

– Я вам верю. Но, видите ли в чем загвоздка, улики говорят против вас. Давайте так. Вы мне рассказываете, как все было, а я буду искать прорехи в деле, чтобы его развалить.

– Я уже всё рассказала следователю, – процедила девушка, подразумевая под «все» одну-единственную фразу: «Я не убивала».

– Насколько мне известно, на допросах вы разговорчивостью не отличаетесь. Я одобряю вашу линию поведения. Когда не знаешь, что сказать, лучше не говорить ничего. Итак, я вас слушаю.

– Я никого не убивала.

– Это я уже слышал. Вы были у Дворянкина дома шестого июля?

Татьяна ничего не ответила. Она уставилась на его галстук: темно-синий с косой красно-белой полоской. Хороший галстук, дорогой наверное, отметила она про себя.

– Не понимаю, почему вы молчите. Следователю ваше признание не нужно, потому что улик против вас предостаточно. И если вы думаете, что я передам ему наш с вами разговор, что я делать не собираюсь, но вдруг вы так думаете, хуже вам от этого не станет, потому что, извините за прямоту, хуже некуда.

– Зачем тогда вы хотите, чтобы я говорила, если и без моего признания меня осудят? Для отчета, да? В таком случае напишите сами, что вам там требуется написать, и оставьте меня в покое.

– Я работаю не ради отчета, а ради результата. Хотя бы потому, что мне дорога моя профессиональная репутация. Сами посудите: клиент подписывает со мной соглашение, платит мне за работу, а я вместо положительного результата представляю ему красивый отчет. Информация в нашем кругу распространяется быстро, уже на следующий день каждая собака будет знать, что Морсин с треском провалил дело. Так я без клиентов останусь. Оно мне надо?

Гладко говорит, и не поспоришь. Таня переваривала информацию. Мозги в последнее время у нее работали туго.

– Так вас не государство назначило?

– Нет. Меня нанял ваш друг.

– Друг? У меня нет друзей.

– Может, и не друг, если вам так угодно. Этому человеку вы небезразличны. Вот, взгляните, – он вытащил из кожаного «под крокодила» портфеля договор.

– Юрий Закатов? Вас нанял Юра? – Ее кошачьи глаза удивленно округлились. – Но как же? Как он узнал, что я здесь?

– Разве это важно, как он узнал? Если человеку кто-то небезразличен, его не придется извещать о своих неприятностях, просить о помощи и звать – он всегда окажется рядом и в горе и в радости.

– Да, пожалуй, вы правы, – сказала Таня отрешенно. Юра, смешной, упрямый Юра, которого она никогда не воспринимала как друга, проявил участие. Она невольно сравнила его с Дворянкиным, чего раньше никогда не делала: этих совершенно разных, как небо и земля, людей даже мысленно она не ставила рядом. Роман – сильный, эффектный, представительный, он сводил с ума одним только взглядом и улыбкой. А Юра… Юра – это просто Юра. В него не влюбишься с первого взгляда, хотя бы потому, что с первого взгляда его не заметишь. Дворянкина обо всем приходилось просить, напоминать, уговаривать. Чтобы он проявил участие сам?! Какое там! Для того чтобы Роман протянул руку помощи, нужно было как минимум его известить, что ты в ней нуждаешься. Все верно, есть золотое правило: не просят делать добро, не делай. Но ведь оно не для всех ситуаций! Юра оказал помощь, даже не спрашивая, нужна ли она. И это не тот случай, когда помощь может оказаться лишней.

– Итак, – улыбнулся Морсин, обнажая зубы, заключенные в брекеты, – шестого июля вы пришли к Дворянкину, выпили с ним вина…

– Да.

– Снотворное в вино подсыпали ему вы?

– Я.

– Потом взяли в руки нож и…

– Я пошла на кухню, взяла там нож. Я хотела его убить. Я ненавидела его, ненавидела! Но я его не убивала! Тогда я еще не знала, как это тяжело – убить человека. Можно замахнуться ножом, приставить острие к груди, но вонзить нож – нет. Я поняла, что не могу этого сделать. И не потому, что мне стало жаль Дворянкина или я побоялась наказания. Тогда, стоя над ним спящим с ножом в руке, я отчаянно желала ему смерти, а вот убить не смогла. В моей голове что-то переклинило – я ощутила себя собой, такой, какая я есть: слабой женщиной, не способной разделаться с врагом, или же человеком, который не может отяготить свою душу грехом, – не важно. Главное, что в ту минуту я увидела себя настоящую, без ложных иллюзий. И тогда я смогла честно себе признаться, что Дворянкин мне не нужен. Я стала свободной, свободной от нелюбви.

– А до этого вы были не свободной, вас держали на привязи? – тон адвоката приобрел иронические нотки, но Таня не придала ему значения, внутри у нее все кипело, и захотелось выговориться впервые за долгое время.

– Да, держали. Я его ненавидела и любила. А теперь я свободна, и не потому, что Романа нет в живых. Некоторые и после смерти любимых не могут мысленно с ними расстаться, страдают, навсегда закрывая сердце от любви. – Таня замолчала, собираясь с мыслями. К адвокату она по-прежнему относилась настороженно, она не считала, что он сможет ей помочь, но, раз его нанял Юра, значит, нельзя отвергать его помощь, потому что Юра действует из лучших побуждений, и в этом Таня ничуть не сомневалась. – Я положила нож на столик и решила уйти от Дворянкина навсегда. Написала прощальное письмо – на лбу и на зеркале в ванной, когда пошла туда, чтобы вымыть руки от крови. Я не сумасшедшая, не подумайте. Но я так страстно желала ему смерти, что, когда занесла над ним нож, представила, как хлынула его кровь, а потом она мне долго мерещилась всюду. Мыла руки, но они не отмывались – я видела на них кровь.