Оставь для меня последний танец - Мэри Хиггинс Кларк

Я прихлебнула кофе из чашки. Никак было не прийти в себя после того, что тогда узнала.

— Как они рассказывали, прошло несколько недель, и доктор Спенсер позвонил молодой матери в Огайо. Он был страшно взволнован, говоря, что только сейчас понял, какую совершил оплошность: вколол ребенку непроверенную вакцину, над которой работал в течение нескольких лет. Он сказал, что готов нести полную ответственность за любые проблемы, которые могут возникнуть.

— Он дал ребенку непроверенную вакцину… старую вакцину, над которой работал? Удивительно, что ребенок не умер, — выпалил Кен.

— Погоди, дослушай до конца. Мать сказала ему, что ребенок никак не среагировал на укол. И что вообще необычно для нашего времени, так это то, что она не помчалась к юристу с признанием вины со стороны доктора Спенсера. С другой стороны, никаких проблем у ребенка со здоровьем не возникало. Несколько месяцев спустя ее новый педиатр в Огайо сказал, что ребенку, вероятно, поставили неправильный диагноз, потому что тот развивается нормально и признаки заболевания отсутствуют. Этой девочке сейчас тринадцать лет. Прошлой осенью она попала в автомобильную аварию. Изучив томограмму, врач-диагност отметил: не знай он, что такого не бывает, он бы сказал, что снимок показывает очень слабые следы склероза в некоторых клетках — весьма необычный симптом. Мать попросила прислать из Каспиена первые рентгеновские снимки. На них виден обширный склероз как головного, так и спинного мозга.

— Возможно, перепутали рентгеновские снимки, — сказал Кен. — В клиниках это случается довольно часто.

— Знаю, и никто в Огайо, кроме самой матери, не поверит, что снимки не были перепутаны. Она пыталась написать доктору Спенсеру, но он умер за несколько лет до этого, и письмо вернулось к ней.

— Дора Уитмен сказала этим людям, что Николас Спенсер — сын доктора Спенсера и что ему наверняка будет приятно получить весточку от их племянницы. Миссис Уитмен предложила, чтобы племянница написала ему в «Джен-стоун». Очевидно, она написала, но ответа так и не получила.

— Это и есть та история, которую госпожа Уитмен рассказала Спенсеру на торжественном обеде? — спросил Дон.

— Да.

— А на следующий день он снова помчался в Каспиен за ранними записями отца, но обнаружил, что их нет, — поигрывая очками, сказал Кен.

«Интересно, как часто ему приходится менять крепежный винтик оправы», — подумала я.

— Дора Уитмен пообещала дать Спенсеру адрес и номер телефона людей, рассказавших и i о своей племяннице. Разумеется, на обеде у нее с собой этих данных не было. Он навестил ее после того, как побывал у доктора Бродрика и узнал, что записи пропали. Дора сказала, что он был заметно расстроен. Спенсер позвонил супругам из Огайо прямо из дома Уитменов, узнал номер телефона их племянницы и поговорил с ней. Ее зовут Каролина Саммерс.

— Дора Уитмен слышала, как он спрашивал Саммерс, есть ли у нее факс. Вероятно, был, потому что он сказал, что собирается поехать в больницу Каспиена и узнать, сохранились ли у них рентгеновские снимки ее дочери, и если да, он хотел, чтобы она выслала ему по факсу разрешение их забрать.

— Так вот куда он отправился после визита к Бродрику?

— Да. Попрощавшись с миссис Уитмен, я снова поехала в больницу Каспиена. Клерк вспомнил о посещении Ника Спенсера, но не смог ему помочь. Единственный комплект снимков был уже раньше отослан Каролине Саммерс.

— Цепочка событий указывает на то, что Саммерс написала это письмо Спенсеру примерно в ноябре, после чего некто помчался за ранними записями его отца, — заметил Дон.

Было видно, что он чертит треугольники. Интересно, что сказал бы психолог по поводу этих каракулей. Я бы вывела вот что: в администрации «Джен-стоун» кто-то третий принял это письмо всерьез и предпринял в его отношении какие-то действия или же передал письмо кому-то еще.

— Более того. Ник Спенсер полетел в Огайо, встретился с Каролиной Саммерс и ее дочерью, которую осмотрел. После этого с рентгеновскими снимками, взятыми в клинике Каспиена, он отправился вместе с девочкой в ту больницу Огайо, врач которой говорил о наличии у нее следов склеротических клеток. Томограмма исчезла. Воспользовавшись именем Каролины Саммерс, кто-то забрал ее через неделю после Дня благодарения. Ник попросил миссис Саммерс никому не говорить об этих «откровениях», пообещав с ней связаться. Разумеется, он так этого и не сделал.

— У него в компании орудовал шпион. Прошло чуть больше месяца, и разбился его самолет. — Кен надел очки. (Я восприняла это как знак того, что мы скоро закругляемся.) — Недавно его видели в Швейцарии, и пропала его подружка.

— Как бы там ни было, пропали также миллионы долларов, — заметил Дон.

— Карли, ты говоришь, что беседовала с женой доктора Бродрика. Удалось что-нибудь узнать? — спросил Кен.

— Мы беседовали всего минуту. Она знала, что на прошлой неделе я была у него в кабинете. Полагаю, он отзывался обо мне положительно. Сказала, что хочу уточнить у нее некоторые факты для статьи. Она согласилась поговорить, но только когда ее муж будет вне опасности. Надеюсь, скоро он и сам сможет рассказать о том, что с ним произошло.

— Случай с Бродриком, авария самолета, похищенные записи, похищенная томограмма, поджог дома, пропавшая секретарша, неудача с противораковой вакциной и препарат, возможно излечивший рассеянный склероз тринадцать лет назад, — сказал Дон, вставая. — Подумать только, что все это начиналось как история о сбежавшем мошеннике.

— Могу сказать вам прямо сейчас, — заявил Кен, — не было никакой инъекции старой вакцины, якобы излечившей рассеянный склероз.

Зазвонил мой телефон, и я побежала, чтобы ответить. Это была Линн. Учитывая сообщения о том, что Ника видели в Швейцарии, а также шокирующую новость о его связи с секретаршей, она просила моей помощи в подготовке заявления для средств массовой информации. Ее склоняли к этому и Чарльз Уоллингфорд, и Адриан Гарнер.

— Карли, даже если сообщение о Нике не подтвердится, в сознании людей его романтические отношения с ассистенткой помогут отделить меня от его деятельности. Для них я буду невинной женой. А нам обеим это и нужно, верно?

— Нам нужна правда, Линн, — ответила я, неохотно согласившись встретиться с ней за обедом в ресторане «Времена года».

В час дня — любимое время обеда для большей части приходивших сюда людей — во «Временах года», как всегда, царила оживленно-безмятежная атмосфера. Я узнавала знакомые лица, часто мелькающие в разделе «Стиль» журнала «Таймс», а также на страницах, посвященных политике и бизнесу.

Оба совладельца, Джулиан и Алекс, были за стойкой. Я спросила про столик для миссис Спенсер, и Алекс ответил:

— О, заказ сделан на имя мистера Гарнера. Все остальные уже пришли. Они сидят в зале с бассейном.

«Значит, это не будет тайное совещание сводных сестер по спасению репутации», — подумала я, следуя за сопровождающим по коридору с мраморными стенами в обеденный зал. Почему Линн не сказала мне, что на обеде будут присутствовать Уоллингфорд и Гарнер? Может быть, она думала, что я отступлюсь? «Нет, Линн, ошибаешься, — думала я. — Не могу дождаться, чтобы хорошенько их разглядеть, особенно Уоллингфорда. Однако следует сдерживать репортерские инстинкты. Надо обратиться в слух и поменьше говорить».