Остров любящей женщины - Наталья Труш

Саша попрощался и ушел, обещая приехать к Лехе Васильеву в Питер, а он все сидел и сидел в полутемной ванной комнате, глядя в окно на больничный двор. Водка удивительным образом повлияла на него: он не чувствовал никакой головной боли. Наоборот, была какая-то легкость, словно все было во сне и вообще не с ним.

Леха Васильев закурил. Он курил редко в больнице. Во-первых, доктор-Аристархов Борис Романович советовал воздерживаться. Говорил, лучше рюмку водки принять в его положении, чем сигарету. Хотя и то и другое — отрава для Лехиного организма. Во-вторых, за время, пока валялся без сознания и потом в бреду от болей, Васильев как-то отвык от этого. Он и раньше то курил не так много, а тут и совсем забыл, что это такое. Но сейчас вот захотелось, и он себе позволил.

Тихо скрипнула у него за спиной дверь. Он, даже не оглядываясь назад, понял, кто это. Танечка. «Блин, не хочу!» — подумал Васильев, закусив губу.

Танечка подошла к нему сзади, положила руки на плечи, погладила их. Васильев покосился на пальцы рук. Они были украшены тоненькими колечками. Колечек было много — не меньше десятка.

— Сумеречничаешь? Один?

— У меня гость был. — Васильев не знал, о чем и как говорить с женщиной, которая явно хочет, чтобы он обратил на нее внимание. А он не хочет! Ну не хочет — и все тут!

Танечка массировала ему плечи. И не убежать было, не вырваться. Ну, ситуация! Васильев себя не узнавал. Такие сигналы от женщины, очень симпатичной, между прочим… Да раньше он бы сам давно ее затащил в эту ванную, и никаких вопросов.

Танечка обняла его за шею, прижалась к Лехиной спине своим гибким телом. Леху словно кипятком окатило с ног до головы. А она уже целовала его в макушку, в ухо, в шею. Потом наклонилась к нему, и поцеловала в губы.

И небо не упало на него, и пол не провалился. Хотя он думал, что если это случится, то катастрофа неминуема.

Все остальное он помнил плохо. Ощущения были такие, как у мальчишки, когда он первый раз познает женщину, изучая изгибы податливого тела. Танечка практически изнасиловала его, да так ловко, что он даже не понял, как это может произойти в таких спартанских условиях, где из мебели только неудобный жесткий подоконник.

— Алексей, я давно люблю тебя, — шептала Танечка. — Я хочу, чтобы мы были вместе.

— Я прошу тебя — иди. — Васильев с трудом произнес эту ничего не значащую фразу.

— Но мы продолжим разговор? — Танечка снова взялась обнимать Васильева. Он уклонялся от ее рук.

— Иди. Пожалуйста. И не обижайся.

Он еще долго сидел в темной ванной, переживая то, что произошло. Ему было тошно, как будто он убил кого-то. Он и не знал, что так в жизни бывает. Он не думал в этот момент о Кате. Она была отдельно от всего, что с ним произошло. Это как будто и не относилось к нему самому, как кино посмотрел, и немного в нем поучаствовал. Тут было другое. Была Катя и его отношение к ней. И была его сегодняшняя жизнь, в которой случилась Танечка. Именно «случилась». Васильев хорошо понимал, что дальше ничего не будет. Даже «для здоровья» не будет. Потому что впервые в жизни он ощутил, как это паршиво, когда тело хочет, а душа нет. Секс без любви. Васильев плюнул от злости, а потом залез в ванну и пустил холодный душ.

После его немного отпустило, но ощущение, будто убил кого-то, осталось.

* * *

Собирались, как всегда, устроить девичник. А не получилось. Узнав, что девчонки собираются посетить Катерину, с Юлькой за компанию запросился Авксентий Новицкий. Вот, мол, там как раз почти родственница живет — одна из подруг по месту жительства — Лариса.

— Поеду потом в наш Зажопинск, будет что рассказать Ларкиной тетке. Мы ж почти родня, а я у нее не был ни разу! — Авксентий уговаривал Юльку, а сам уже переодевался.

Он прижился у Юльки. Спелся удивительным образом с ее мамой Серафимой Николаевной, которая просто пищала от счастья, столько внимания уделял ей Ксюша. Имечко это, странное для мужика, Авксентий Новицкий принял нормально, понимая, что его затрапезное имя не по зубам нормальным людям. А мальчишки Юлькины — Ваня и Сеня — просто балдели от Ксюши. Он воспитывал их ненавязчиво, без нравоучений, которыми злоупотребляли родные папашки.

Черт знает что! Вроде автор этот, которого Катерина тогда убить была готова, был просто никчемным мужичком, но в руках Ульяши с ним просто волшебство произошло. Юлька от счастья светилась. И видно было, что это не показное состояние. Что ей с Новицким действительно хорошо. Просто хорошо. И он внешне изменился до неузнаваемости. Исчезли стремные носочки, кургузый пиджачишко не в цвет с брюками. Это все были Юлькины выходки: на хлеб и воду, но чтоб товар лицом. По одежке встречают — не зря в народе так говорят. Ну и, конечно, присутствие рядом оригинальной женщины с повадками пантеры.

Катерине даже стыдно было за то, что она тогда хотела «слить» Новицкого. Он, по словам Юльки, очень тепло о ней отзывался. А уж когда на Катьку посыпались шишки-неприятности, он и вовсе проникся к ней.

В общем, в субботу к Катерине на обед пожаловали Анька с Наськой и Юлька и Авксентием Новицким. Ксюша расцеловался с Катькой и тут же пошел проведать свою «почти родственницу» Лару. Пока его не было, девчонки почесали языками о нем. Юлька балдела от такого внимания к ее кавалеру. И рассказывала о нем тако-о-о-е! Девицу Настасью выпроводили на лоджию познакомится с котиками, подальше от взрослых разговоров, и Юлька, краснея и заикаясь, коротко поведала о Ксюше совершенно интимные подробности, после которых у Катерины и Анны не осталось сомнений: Авксентий Новицкий — настоящий мужик.

— Юлька, может, ты замуж соберешься?

— Можно и замуж, но нам и так хорошо. И потом, что такое «замуж»? Штамп в паспорте! А у меня с Ксюшей есть нечто большее. Но самое главное, девки, это то, что он маму мою уравновесил! Вы представляете, она изменилась! Он ей ручку целует, «мамой» называет, картошку из магазина на себе носит, причем предлагает это сам, не ждет, когда все кончится. А вот скоро и на дачу ездить будем. Он уже маман чего только не обещал: и забор поправить, и крышу перекрыть, и, ну, блин, это вообще — копать обещал! Неужели мне больше не придется корячиться?! Да за одно это я готова Ксюшу на пьедестал поставить!

«Копать» на даче для Юльки было настоящей каторгой. А не копать нельзя! Поэтому каждой весны она просто боялась, потому что весна для нее начиналась с перекапывания участка. Эта дачная неволя так изматывала Юльку, что она готова была конфликтовать с мамой всю неделю, только бы не ехать на выходные на дачу. Серафима Николаевна называла Юльку «бездельницей» и «матерью двух бездельников» — Ванька с Сенькой, на маму глядя, копать тоже отказывались. А сейчас в доме появился настоящий деревенский копальщик. Он и сразил-то Серафиму Николаевну тем, что в первый же вечер в Юлькином доме скромно рассказал, что у них с мамой и отчимом свой дом, сад и огород в двадцать соток, который он перекапывает дважды в год.

— Ладно, девушки, хорош про лопаты, — оборвала Юлька свой собственный монолог. — Мы тут по поводу собрались или как?