Последнее прости - Евгения Михайлова

– Здравствуйте, Василий Иванович. Я тут приболел, не появлялся, да еще с телефоном что-то…

– Да ничего страшного. Не переживай. И не мучайся – не раздевайся. Поздоровались, давай попрощаемся.

– Не понял?

– Да ты вообще непонятливый. Это я не понял, чего ты приперся, если честно. С телефоном не в порядке, зайди к соседу, на улице попроси. Позвонил бы: так и так. «Я то приболел, то от нечего делать на ринг хочу выйти. Надо, мол?» Я б сказал: болей, сколько влезет. Все. Беги, свободен!

– Вы про что?

– Про то самое. Ты отстранен от тренировок, боев, дисквалификация, вылет из сборной – вопрос дней – так понятно?

– Вы серьезно? – Николай побледнел.

– Ну, не шутки же шучу. Коля, всем надоело. Ты вспоминаешь про бокс, когда тебе делать больше нечего. Не знаю, чем ты там еще занимаешься… Да мне и без разницы. Я за тебя боролся, как мог, ты знаешь. Но теперь точно все.

Тренер повернулся и быстро пошел к выходу. Николай несколько секунд стоял в оцепенении, потом сделал рывок и догнал его у двери.

– Подождите, Василий Иванович, прошу вас.

– Ну, чего тебе?

– Беда у меня на самом деле, потому и пропал… В общем, долго рассказывать…

– Да чего теперь рассказывать? Раз беда, значит, иди бедой занимайся. Не можешь ты к боям готовиться. Ты ехать-то вообще на чемпионат можешь?

– Нет.

– Так о чем речь? Все, пока. Некогда мне.

– Одну минуту. Вы не выручите… Может, знаете кого-то. Деньги нужны. Готов взять под процент.

– Ты здоров, Коля? Ты меня с кем путаешь? Я кто – Абрамович, Батурина, Дед Мороз? Какие деньги?

– Большие деньги мне нужны. И быстро. Ребенок у меня в опасности.

– Заболела?

– Нет. Бандиты требуют. Там такая история…

– Не, Коля, про бандитов ты кому-нибудь другому рассказывай.

Тренер вышел, хлопнув дверью, Николай до боли сжал кулаки. К машине он шел ссутулившись, сел за руль… Знать бы, куда ехать.

Минут через двадцать он остановил машину у банка, где работала Юля. Охранник узнал его, пропустил. Он посмотрел на часы. Вроде должна с обеда уже прийти. А вдруг получится прямо здесь, в ее банке, договориться о залоге под ее квартиру… Сотрудники сидели на местах. Юли не было.

– Извините, – обратился он к секретарше. – Юля Волкова еще на обеде?

– Нет, – улыбнулась девушка. – Юля отпросилась на несколько часов. К стоматологу поехала. Вы ее муж, я узнала. Если хотите, подождите, она должна скоро быть.

– А вы знаете, в какую клинику она поехала?

– Да, скорее всего, пошла. Здесь недалеко. Все наши туда ходят.

По указанному секретаршей адресу Николай приехал через пять минут. Закрыл машину, собирался войти, как вдруг дверь «Стоматологии» открылась и вышла Юля… в сопровождении высокого, светловолосого парня. Они о чем-то говорили, Юля смеялась… У Николая сначала потемнело в глазах настолько, что он шагу ступить не мог. Когда очнулся, парень открывал дверь черного «Ситроена», Юля устроилась на переднем сиденье. Они поехали, Николай медленно двинулся за ними. Он довез ее до банка! Три минуты. Вышел первым, открыл ей дверь, подал руку, проводил до входа. Они перебросились парой фраз, как близкие люди… Она повернулась, чтобы уйти, он удержал ее за руку и поцеловал в щеку… Если бы Николаю кто-то сказал, что он будет наблюдать такую сцену неподвижно, как истукан, он бы плюнул тому в лицо. Но сейчас он знал только одно: надо досмотреть. Не спугнуть.

Юля упорхнула в банк, махнув парню на прощание рукой, тот сел в машину, развернулся, поехал… Он въехал во двор с охраняемым шлагбаумом, Николай притормозил у забора со стороны подъездов. Он увидел парня, когда тот уже поставил машину и подходил к первому от забора подъезду. У Николая была плохая память на лица. Но это лицо – под волной светлых волос, с высоким надменным лбом – он вспомнил. Это прилипала из парка! Лицо у него какое-то слишком белое. Нос и скулы как будто застыли. Николай узнал свою работу… Можно поговорить еще раз. Но нет. Сейчас спешить нельзя. Нужно досмотреть все до конца.

Сергей бродил по кухне Надежды из конца в конец и ждал какого-то просветления в их разговоре без начала и конца. Она по телефону сказала, что не знает, где Олег, и твердит это битый час в разных вариациях. Но сейчас уже ошибиться невозможно: она что-то знает, чем-то до смерти напугана, в ее жизни произошло нечто ужасное.

– Я не знаю, как вас убедить в том, что меня нечего опасаться. Я не охочусь за Олегом, я не хочу, чтобы у вас возникли неприятности. Я на самом деле обеспокоен его долгим отсутствием, тем, что никому не известно, где он. Надежда, в его семье произошло два преступления, второе, к счастью, не удалось. Но я не верю – вот честное слово – не верю в то, что вам совсем нечего мне сказать. Что вас ничего не беспокоит. Вы, наверное, самый близкий этой семье человек. Вы так много можете рассказать. Ну, например, кому они мешают, кто ими недоволен, с кем бывали конфликты… Двадцать лет, Надежда. Вы знаете их двадцать лет!

– Не пойму: мне что – придумывать надо? Не было у Олега ни с кем конфликтов. Про работу я ничего не знаю.

– А у Милы, подруги вашей, были недоброжелатели?

– Ну, какие у Милы могли быть… – Надя вдруг то ли коротко засмеялась, то ли всхлипнула. – Вам же сказали, наверное. Я и есть, наверное, ее главный недоброжелатель. Из-за Олега… Только зла я ей никогда не хотела. А чтоб такое…

– Ну, что вы. Я даже в мыслях не держал вас обвинить. А вот Стас. Парень он странноватый. Может, друзья у него плохие. Я уж по-всякому эти происшествия кручу. А вдруг его кто-то на счетчик поставил, к примеру. Может, он играет или в сделку какую-то вляпался…

– Да вы что!

– Я в плане предположения. Я знаю случаи, когда ребята в безвыходной ситуации, скажем, бумаги какие-то на квартиры подписывали. Тем, у кого эти бумаги на руках оказывались… Вы понимаете: им нужно, чтобы в квартире никто не жил. То есть, может, яд был рассчитан на любого, кто его выпьет – Олег или Стас – неважно.

– Ой! – Надежда прижала руки к груди.

– Вы не знаете, где может быть Олег?

– Я правда не знаю ничего. Откуда мне знать? Он мне сегодня не звонил.

– А вы ему?

– Я тоже нет.

– Позвоните сейчас.

Надежда послушно набрала номер, затем подняла на Сергея полные отчаяния глаза.

– Он недоступен.

– Так бывает?

– Я не помню. Да, наверное, только он потом перезванивал.

– Может, перезвонит?

– Нет, – вдруг мрачно и решительно ответила Надежда. – Нет. Это он мой номер заблокировал. Потому что… Ой-ой-ой, – она согнулась, словно от невыносимой боли, – ой, не могу. Он больше не придет никогда. Я такое натворила, такое…