Вторжение - Дин Кунц

Такеру Мэдисону оторвало нижнюю челюсть. Зубы верхней кусали воздух.

Голова Винса Хойта, с его профилем римского императора, лишилась верхней половины, и фантомный Винс из зеркала указывал на настоящего Винса рукой с оторванной кистью.

В зеркале они увидели обожженную массу, которая ранее была человеком, еще дымящуюся, с ухмылкой на лице, но в ухмылке этой не было ни юмора, ни угрозы, просто губы сгорели, выставив зубы напоказ.

Молли знала, что не стоит ей смотреть на это наводящее ужас настенное панно. Если оно открывало судьбу, избежать которой уже не было никакой возможности, человек мог потерять последнюю надежду. Если это была ложь, увиденное все равно запечатлелось бы в памяти и, опять же, подавляло желание сопротивляться врагу, парализовало инстинкт выживания.

Но патологическое любопытство — неотъемлемая часть генома человека. Несмотря на то что здравый смысл требовал от нее обратного, она посмотрела в зеркало.

В этом зеркале, изображавшем другую таверну, в которой стояли исключительно мертвецы.

Молли Слоун не существовала. Вместо нее была пустота. А за пустотой виднелся изувеченный мужчина, который сейчас стоял у нее за спиной по эту сторону зеркала.

Этой же ночью, только раньше, в зеркале туалетного столика, она увидела будущее своей спальни, захваченной лианами, плесенью, грибами. И там ее отражение было, она не выглядела трупом, оставалась такой же, как и в реальности.

Теперь, с нарастающим ужасом, она принялась искать отражение Нейла. Когда не обнаружила его на панораме трупов, не знала, нужно ли ей этому радоваться или, наоборот, следует предположить, что ей и Нейлу судьбой уготовано нечто неизмеримо худшее, чем лишение головы или ее части, ампутация конечностей, вспарывание живота, сгорание заживо.

Она повернулась к нему, сидящему рядом, во плоти. Их взгляды встретились, и Молли поняла: он знает, что их отражений в зеркале нет, и, как и она, не понимает, что из этого следует.

Свет погас. Воцарилась абсолютная тьма.

На этот раз централизованная подача электричества вырубилась окончательно.

Готовые к такому повороту событий, восемь, десять, потом, возможно, и двадцать горожан включили ручные фонарики. Лучи света рассекли темноту.

Многие из лучей уперлись в зеркало, свидетельствуя о страхе, который охватил если не всех, то большинство горожан: они боялись, что трупы, которые до отключения электричества находились по другую сторону зеркала, воспользовавшись темнотой, шагнули сквозь стекло в этот мир. Но яркость лучей не позволяла увидеть, что теперь отражается в зеркале.

А потом кто-то швырнул пивную бутылку. Все зеркало завибрировало, там, где бутылка попала в стекло, вниз посыпались осколки.

За первой бутылкой последовали другие. И хотя зеркало было его собственностью, и хотя осколки сыпались к его ногам, Рассел Тьюкс не возражал. Похоже, стой он подальше, тоже внес бы свою лепту в казнь зеркала.

В перекрещивающихся лучах ручных фонариков, в отблеске падающих на пол зеркальных осколков Молли почувствовала, как ужас взял еще один аккорд на ее туго натянутых нервах: безглазой, лишившейся языка куклы на стойке бара больше не было. За те мгновения, на которые в таверне воцарилась полная темнота, она исчезла.

Поскольку отключение электроэнергии ожидалось, на всех столах, а также на стойке бара стояли свечи. Чиркнули зажигалки, спички, загорелись фитили, и теплый золотистый свет позволил выключить ручные фонарики, выхватил из темноты побледневшие лица, красное дерево стен, запрыгал по потолку.

С возвращением света Молли вдруг вспомнила нечто очень важное и окаменела, с головой уйдя в свои мысли.

Нейл что-то ей сказал, но она пребывала в прошлом, напрочь отключившись от настоящего.

Она вновь сидела на корточках в чулане мужского туалета, слушая Дерека Сотеля, наблюдая, как гриб зашивает разрез на черной, с желтыми точками оболочке…

Молли огляделась в поисках профессора.

Когда Нейл положил руку ей на плечо и мягко тряхнул, Молли спросила:

— Что здесь, черт побери, происходит? Где правда и есть ли она?

Она увидела Дерека на другом конце таверны. Он смотрел на нее… и улыбался, будто знал, о чем она должна думать. Потом отвернулся и заговорил с одним из сидящих за столом.

— Пойдем, — Молли направилась к Дереку. Нейл последовал за ней.

За редким исключением все, кто находился в таверне, были на ногах, ходили кругами, обменивались впечатлениями, ободряли друг друга, слишком взволнованные, чтобы сесть за столик или у стойки.

Большинство собак тоже вскочили с мест, кружили между столиками и людьми, обнюхивая пол. Возможно, их более всего привлекали запахи еды и пролитых напитков, но Молли задалась вопросом, а не ищут ли они исчезнувшую куклу.

Когда она добралась до Дерека, тот наливал джин в стакан с наполовину растаявшими кубиками льда и несколькими ломтиками лайма. Он тут же повернулся к ней, словно следил за ее приближением третьим глазом на затылке.

— Молли, Нейл, дорогие друзья, я уверен, что этот театр одной актрисы убедил вас, что Бахус и Дионисий — единственные боги, достойные поклонения. Так помолимся за то, чтобы в кладовой Рассела хватило джина и мы смогли наслаждаться им до последней смены последнего акта.

— Хватит трепаться, Дерек, — отрезала Молли. — Ты не такой пьяный, каким хочешь казаться. А если ты и пьян, ум у тебя достаточно светлый, чтобы отыграть положенную тебе роль.

— Мою роль? — Он огляделся, изображая недоумение. — А что, нас снимают скрытой камерой?

— Ты знаешь, о чем я.

— Нет. Боюсь, что не знаю. И я очень сомневаюсь, что ты сама знаешь, о чем говоришь.

Тут он попал в десятку. Она не знала, что тут происходит. Однако чувствовала все гораздо сложней, чем она думала, и их всех, и ее в том числе, хотят обмануть.

— В чулане, где мы наблюдали, как этот чертов гриб зашивает свою рану… сразу я этого не поняла, но ты процитировал Элиота.

Тень пробежала по его лбу, а в глазах что-то мелькнуло, и отнюдь не дружественное.

— Какого Элиота? — спросил он.

— Не нужно играть со мной в эти игры, Дерек. Ти Эс Элиота.

— Никогда не интересовался стариной Ти Эс. Предпочитаю романистов, как тебе известно, особенно тех, кого называют мачо. Элиот для меня слишком утонченный джентльмен, я с такими дела не имею.

— Ты сказал: «Наши знания приближают нас к нашему невежеству».

— Неужели? — спросил он. И если в голосе насмешки не чувствовалось, то она определенно поблескивала в глазах.

— И фраза эта не очень-то складывалась с тем, что ты говорил раньше, но некоторую несвязность разговора я отнесла за счет джина, да и цитату узнала не сразу.