Резидентура. Я служил вместе с Путиным - Алексей Ростовцев

1. Фамилия ____________________________

имя Александр отчество Алексеевич.

Фамилия моя происходит от слова, которое есть во многих славянских языках и наречиях. Людей с такой фамилией полным-полно на Украине, в Белоруссии и в Польше, что давало основание и хохлам, и белорусам, и полякам считать меня своим.

Имя мое на Украине звучало как Олесь, Олесик. В России же меня звали то Шурой, то Сашей. Чаще, правда, Сашей. А в общем все это значит Александр, что переводится с греческого как защитник людей.

Отчество получено мною от отца, работавшего в момент моего рождения учителем в городке Красилове нынешней Хмельницкой области. Об отце, однако, разговор пойдет в другой главе.

2. Пол мужской.

3. Год, число и м-ц рождения 24 марта 1934 года.

Такое число проставлено в паспорте. В свидетельстве о рождении указана другая дата – 29 марта. Воспитавшая меня сестра моей матери настаивала на 24 марта, именно по ее инициативе эта дата и попала в паспорт. Вообще-то история с числом моего рождения – дело темное. 29 марта – день священномученика Александра, и моя бабушка, дочь и жена священников, не могла этого не знать. Может быть, я родился не 24, а 29 марта. Не исключено, что бабушка меня тайно окрестила.

Если мы заглянем в четырехкилограммовый немецкий справочник «Хроника XX века», изданный Вестерманном, то обнаружим, что 24 марта 1934 года ничего знаменательного в мире не произошло. Зато 1 марта короновался император Манчжурии Пy И, 8 – Гитлер открывал международную выставку автомобилей в Берлине, 9 – родился Юрий Гагарин, 20 – Конрад Генлейн основал фашистскую партию судетских немцев, а 29 – состоялась премьера фильма «Золото» с Гансом Альберсом в главной роли. В общем, месяц моего рождения был относительно тихим. Вроде бы и не горел недавно рейхстаг, и не гремел на Лейпцигском процессе Димитров, и не взрывался овациями в честь великого вождя ХVII съезд ВКП(б) – съезд расстрелянных победителей. Другие месяцы 1934 года были отмечены событиями куда более значительными. Взять хотя бы громкие политические убийства. Друг и соперник Гитлера Рём, друг и соперник Сталина Киров, австрийский канцлер Долльфус, король Югославии Александр, французский министр иностранных дел Барту. В том году много строили, смеялись и в который раз заново учились чтить память героических предков. Мир готовился к самой ужасной в истории человеческой бойне. Миру не нужны были слабые телом и духом. Не нужны были такие и нашей стране. И потому страна спасла челюскинцев и отлила первую звезду Героя. И потому засияли в витринах новенькими обложками «Петр Первый», «Педагогическая поэма» и знаменитая книга Николая Островского, поскакал по экранам «Чапаев» с занесенной для удара шашкой, запели о любви и счастье с других экранов Любовь Орлова с Леонидом Утесовым. В том году зажглись звезды на башнях Кремля. В том году появились на свет прекрасные женщины – София Лорен и Брижит Бардо.

4. Место рождения город Чернигов.

Любая женщина хочет, чтобы в момент появления на свет ее ребенка рядом с ней была мать. В 1934 году в Чернигове жила мать моей матери – бабушка Женя, вот почему я родился не в Красилове, где тогда проживали и работали мои родители, а в Чернигове.

Чернигов, сосед и младший брат Киева, – колыбель Руси. Именно здесь Россия, Украина и Белоруссия плавно переходят друг в друга. Тут топтал папоротник конь Ильи Муромца, посвистывал Соловей-разбойник, отсюда уходила на половцев Игорева рать, здесь, на Черниговско-Северской земле плакала Ярославна, тут учился и начинал свою литературную деятельность Гоголь, в красоте этих мест черпали вдохновение Шевченко, Глинка, Коцюбинский, Врубель, Ге, Довженко и многие другие.

Я всегда говорю о Черниговщине с любовью не только потому, что тут впервые увидел свет, но и потому, что эта земля на протяжении веков была родиной всех моих предков по линии матери.

Теперь Черниговщина злой волей мерзавцев-политиков с подлыми хитрыми рожами, раздувшимися от обжорства и пьянства, стала заграницей, и письма туда не доходят. Хорошо бы поместить здесь портреты этих людей, дабы потомки видели, что я не был голословным, характеризуя тех, кого грядущие поколения проклянут во веки веков.

5. Национальность украинец.

Что еще можно к этому добавить? Оказывается, можно и немало. Дело в том, что я вырос в России и при получении паспорта назвался русским. Тетя Вера, родная сестра моей матери, воспитавшая меня, ничего против этого не имела, хотя сама считала себя украинкой, и именно такая национальность была проставлена в ее паспорте. Мы жили тогда на Кубани. Тамошние казаки говорят по-украински, но считают себя русскими. У них очень развито чувство именно русского патриотизма. А в общем, они совершенно справедливо считают, что русские и украинцы – одна кровь, один народ. Как полагал хохол Гоголь: да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая пересилила бы русскую силу?! Тетя Вера, будучи учительницей русского языка, в одинаковой степени владела как русским, так и украинским. Она морщилась, немедленно внося коррективы, когда слышала, как я болтаю со своими приятелями на кубанском наречии украинского языка, и шлепала меня по губам, когда я по-южному смягчал звук «г», говоря по-русски. В русском она требовала от меня только московского выговора.

Русским я оставался до 36 лет, то есть до 1970 года, а в упомянутом году поменял национальность по указанию руководства. Деле было так. В июне 1970 года меня назначили на должность старшего оперуполномоченного Первого главного управления КГБ СССР, иными словами, я стал сотрудником центрального аппарата советской разведки. За плечами у меня уже было семь лет работы в периферийных органах ЧК, из них – четыре года в загранпредставительстве. Я считал себя достаточно опытным оперативным сотрудником, да так оно и было в самом деле. Однако мой первый московский шеф подполковник Туляков придерживался на сей счет иного мнения. После ознакомительной беседы он дал мне документ, исполненный им самим, заявив при этом, что я должен начинать свою деятельность в столице с постижения искусства подготовки оперативной документации. Его бумага, как он полагал, являла собой эталон министерского бумаготворчества. Меня такая постановка вопроса задела за живое. Я исправил в документе Тулякова все ошибки, подчистил стиль и молча вернул ему бумагу. Туляков был далеко не лучшим экземпляром чекиста старой закваски. Недостаток образованности с лихвой восполнялся в нем избытком жизненного опыта, помноженного на совершенно иезуитский нрав. На другой день он вызвал меня к себе и спросил, коварно улыбаясь:

– А уж не еврей ли ты?

– Нет, – ответил я. – Но почему возникли такие подозрения?

– Шибко ты грамотный!

– Я филолог. Быть грамотным – моя профессия.

Тулякова такое мое объяснение не удовлетворило. Он заявил обо мне в отдел кадров, и полетели запросы в Чернигов, а также по местам рождения моих родителей. Надо сказать, что такой интерес Тулякова к моей национальности не был случайным. Как раз в том году офицер КГБ Лялин, совершив предательство, провалил всю нашу Лондонскую резидентуру, а заодно и резидентуру ГРУ. Лялин, как поговаривали, оказался скрытым евреем. После этого случая евреев в разведку, да и вообще в органы старались не брать, хотя исключения иногда делались.