Резидентура. Я служил вместе с Путиным - Алексей Ростовцев

Далее речь пойдет преимущественно обо мне самом. С четырех лет я хорошо помню себя и все, вокруг меня происходившее. С той поры я не нуждаюсь более в услугах посторонних лиц для воспроизведения фактов моей биографии и тех событий новейшей истории, очевидцем которых мне довелось стать…

Есть в приазовских степях маленькая станция Матвеев Курган. Я проезжал здесь около сотни раз и всегда подходил к окну, чтобы увидеть приземистое строение вокзала, а если случалось так, что поезд останавливался, я спускался на перрон и шел к тому месту, где в марте доисторического 38-го года бабушка Женя оставила меня около чемоданчика в потертом матерчатом чехле, оставила, чтобы отыскать тетю Веру, которая должна была увезти нас отсюда в Миллерово. Мимо меня ползет грузовая платформа, а на ней, как дрова, покрытые брезентом, штабелями уложены совершенно одинаковые памятники одному и тому же человеку. Правая рука у памятника заложена за борт военной куртки, левая висит вдоль туловища. Все памятники покрыты серебристой краской. Я уже знаю, что это Сталин. И что он у нас самый главный. Но мне еще неизвестно, что, пока я отсиживался в Красилове, на одной шестой Земли победил социализм, что последним врагам его именно сейчас в подвалах Лубянки доламывают последние кости: второго марта начался процесс над остатками ленинской гвардии во главе с Бухариным и Рыковым, а пятнадцатого марта их уже пустили в распыл. В эти же дни вермахт ввалился в Австрию, и началось поглощение Европы нацистским удавом, в эти дни рушилась и захлебывалась в крови под фашистскими бомбами красавица Барселона, а испанская революция корчилась в предсмертных судорогах, в эти дни началось победное шествие по экранам мира немецкого приключенческого фильма «Индийская гробница», а великий акын Джамбул сложил такую песню:

И сыпались, сыпались густым дождем листовки на главные магистрали и площади Москвы – это папанинцы вернулись с Северного полюса.

Миллерово в 1938 году уже не являлось медвежьим углом в полном смысле этого слова. Оно было электрифицировано. В клубе пару раз в неделю крутили фильмы. Открылась библиотека. Очагом культуры была школа-семилетка, где директорствовала и одновременно преподавала русский язык и литературу тетя Вера. Ее муж Николай Ильич преподавал в той же школе математику и физику. Коллективизация осталась далеко позади, и крестьяне начали потихоньку втягиваться в новый свой хозяйственный быт. Жизненный уровень сельского населения в то время был достаточно высоким. Во всяком случае, голодных и раздетых среди своих сверстников я не встречал. Обстановка в стране и в данной конкретной деревне была стабильной. Тетю Веру и дядю Николая Ильича в 38-ом году уже никто открыто не шпынял их происхождением. Дело в том, что в 1936 году была принята новая Конституция Советского Союза, написанная прекраснодушным и восторженным идеалистом Бухариным. Эта самая демократическая конституция XX века, а скорее всего – самая демократическая конституция в человеческой истории, осталась в большинстве своих статей пустым звуком. Но кое-что и выполнялось. Сталин сказал: «Сын за отца не отвечает». Многие восприняли это с удовлетворением и в буквальном смысле.

Три с половиной года, проведенные в Миллерово, были самой безоблачной порой в моей жизни. Дом у дяди и тети был просторный и по тогдашним понятиям хорошо обставленный. Все мы были хорошо одеты, нормально питались. Из Ростова мне привозили дорогие игрушки, конфеты, мандарины. Оторванности от Большой Земли не чувствовалось. У дяди был мощный радиоприемник, который работал без умолку, когда дома были взрослые. Выписывалось много газет и журналов. В доне царил культ хорошей книги. Книг у нас было много. Правда, в основном я видел вокруг себя в детстве книги для взрослых. И самой главной из них была Книга книг. Священное Писание многих поколений советских людей, в том числе и моего, – «Краткий курс истории ВКП(б)». Ее написал Миней Губельман, известный партии и народу под псевдонимом Емельян Ярославский. Нельзя сказать, чтобы «Краткий курс» был сплошной ложью. Он был лживым в той степени, в какой лжив любой без исключения учебник истории. Помимо прочей лжи, в нем весьма тенденциозно подавалась роль Сталина и его окружения в русском революционном движении и в партийном строительстве. Этой книгой Ярославский купил себе жизнь. Написана она была просто, доходчиво, я бы даже сказал, талантливо. Иногда автор поднимался до высот подлинной поэзии. Взять хотя бы пророческую легенду об Антее, которого Геракл задушил, оторвав его от матери-Земли, питавшей героя силой. Пророчество это сбылось в наши дни. КПСС погибла, когда ее вожди, холеные, спесивые, зажравшиеся, коррумпированные, полностью обуржуазившиеся, оборвали последние нити, которые связывали партию с народом. Позднее «Краткий курс» стали приписывать великому вождю и включать в полное собрание его сочинений. Вообще-то Сталин имел некоторое касательство к написанию этой книги. Его работа «О диалектическом и историческом материализме» вошла в «Краткий курс» четвертой главой. Работу Губельмана изучала в специальных кружках вся страна. Изучение продолжалось два года. Потом все начиналось сызнова. Я в молодости многие страницы «Краткого курса» знал наизусть. Правда, значительная часть населения державы сильно спотыкалась о четвертую главу. Эта часть в любой державе весьма многочисленна. Она не замечает смены режимов, не принимает участия в референдумах, любит фильмы про богатых, которые тоже плачут, собирает деньги на памятник Веронике Кастро и при любом общественном укладе чувствует себя достаточно комфортно. Это как раз те самые люди, о которых мудрец сказал: они живут лишь только потому, что каким-то образом ухитрились родиться. «Краткий курс» имелся почти в каждой семье, и лежал он на самом почетном месте. У дяди и тети эта не очень толстая книжка в скромном картонном переплете серо-зеленого цвета бала небрежно брошена на середину письменного стола в гостиной около вазочки с цветами.

Был ли в те годы у взрослых постоянный страх, что за ними придут? Вскоре после того, как я приехал в Миллерово, ежовщине пришел конец, самого Ежова расстреляли, кое-кого выпустили из мест заключения, и страх несколько поослаб. Но определенная опаска у того поколения осталась навсегда. Имена Сталина и Берии тетя и дядя произносили шепотом, озираясь по сторонам. С родственниками своими, оставшимися в живых, восстановили связь только в пятидесятые годы. О моих родителях тетя рассказывала, что они погибли в автоаварии. Мне было валено говорить то же самое, и я до 1957 года никому из своих самых близких друзей не рассказывал правды об отце. Тут я должен помянуть добрым словом тогдашнего начальника отделения НКВД нашего района. Он быстро докопался до того, чей я сын, и сказал тете Вере: «Правильно сделали, что взяли мальчишку. Ничего не бойтесь. Об этом будем знать во всей Ростовской области только мы с вами».

Тетя с дядей часто уезжали по делам в райцентр или в Ростов. Тетя была депутатом то ли районного, то ли областного Совета, дядя повсюду искал наглядные пособия и приборы для школьных предметных кабинетов, а они у него были не по чину богаты. Деньгами школе помогал председатель колхоза. Школу планировали в 1941–1942 годах сделать десятилеткой, и к этому тетя как директор готовилась заблаговременно и очень тщательно. Сама она поступила на заочное отделение историко-филологического факультета в Ростовский пединститут. Дядя учился тоже заочно на физмате университета.