Неотразимый дикарь - Тереза Медейрос

— О Господи, Арчибальд! К чему такие вульгарности?

— Ты не права, Астрид. Если мужчина хочет, чтобы молодая жена была им довольна, вульгарность будет весьма кстати. — Он махнул вилкой в сторону Коннора. — Сынок, рекомендую тебе энергичную вульгарность с полной отдачей, по крайней мере, раз в день, а по воскресеньям и два раза.

Коннор приложил к губам салфетку, чтобы скрыть улыбку. Иногда старый герцог начинал ему даже нравиться.

— Я постараюсь выполнить ваши рекомендации, ваша светлость.

Если бы Памела и впрямь стала его женой, этот совет герцога пришелся бы как нельзя кстати. Коннор даже удвоил бы рекомендованное количество… вульгарностей. Судя по горячей реакции Памелы, она бы не стала возражать.

— Да, мой брат просто кладезь мудрости, когда дело касается семейной жизни, — язвительно произнесла леди Астрид и посмотрела на Коннора. — Жаль, вы не можете спросить совета у своей матери.

Герцог громко фыркнул.

— Да что ты можешь знать о том, как доставить удовольствие супругу? Бедняга Шелдон сгорел в собственной постели, чтобы избежать твоего вечного ворчанья.

При этих словах Коннор насторожился. Сделав глоток горячего шоколада, он постарался ничем не выдать своей заинтересованности в этом разговоре.

— Бедняга Шелдон был жалким пьяницей. Если бы он обращал внимание на мое ворчанье, то не хлестал бы бренди как воду и не курил бы в постели свои вонючие сигары. Отец знал, что он безнадежный хам, когда силой выдавал меня замуж за него. Просто ему было…

Астрид замолчала, не желая произносить просившиеся на язык грубые слова, недостойные настоящей леди.

Коннор неожиданно почувствовал к ней что-то вроде жалости и сочувствия. Да, она поседела, кожа стала дряблой, но на ее лице еще сохранились следы былой красоты. Очевидно, в молодости она была весьма привлекательной.

Герцог лишь презрительно фыркнул, выслушав ее монолог, и снова повернулся к Коннору.

— Завтра вы с мисс Дарби приглашены на званый вечер в городской дом лорда Ньютона. Портной заверил меня, что вместе с помощником будет работать круглые сутки, чтобы первый костюм для тебя был готов к утру. Боюсь, я не смогу поехать вместе с вами к лорду Ньютону, потому что хочу поберечь силы для бала, который я дам на следующей неделе в честь твоего официального возвращения в высший свет.

— Бал? — нахмурился Коннор. — Надеюсь, там не надо будет танцевать?

В глазах герцога вспыхнул огонек удивления.

— Ну, вообще-то принято сделать один-два тура с дамой сердца.

«Дама сердца». Коннор снова взглянул на часы и увидел, что стрелки приближались к десяти. Он нахмурился.

Может быть, Памела просто нежилась до сих пор в постели, устав от ночного приключения в его спальне. И в его постели. Он перевел взгляд на дверь. За время путешествия из Шотландии в Лондон он успел узнать, что она привыкла вставать рано и с радостью встречала каждый новый день.

Что, если она прячется от него в своей спальне и не хочет его видеть? Может, она стыдится того, что произошло между ними ночью, и теперь не в силах показаться на люди? Мысль о том, что он мог причинить ей душевную боль, была невыносимой. Возможно, она сожалеет о том, что случилось этой ночью?

Он вскочил, с сожалением взглянув на свою тарелку с едой.

— Куда это вы? — спросила леди Астрид, увидев, что Коннор направляется к дверям. — Неужели вы собираетесь вытаскивать бедную мисс Дарби из постели? Вряд ли это можно считать приличествующим поведением для наследника герцога.

Коннор тут же развернулся и решительно направился к столу. Взяв теплую булочку, он снова пошел к дверям.

За его спиной беззвучно смеялся герцог. Леди Астрид открывала и закрывала рот, словно выброшенная на берег рыба.

Когда Коннор дошел до спальни Памелы, булочка уже была съедена, но его одолевали дурные предчувствия. Прежде чем войти, он приложил ухо к дверям, опасаясь услышать рыдания Памелы. Однако за дверью царила тишина. Он хотел, было постучать, но передумал. Вдруг она не разрешит ему даже войти в свою комнату? Решительно сжав челюсти, он смело открыл дверь.

Памела в отчаянии разглядывала кипу тафты и муслина, наваленную на неубранной после сна постели. Когда дверь в комнату внезапно отворилась, она резко повернулась и увидела Коннора.

При виде Памелы у него упало сердце. Все было хуже, чем он ожидал. Ее прекрасные глаза были заплаканы до едва заметных опухших щелочек, нос был ярко-красным, а по щекам катились крупные слезы. Волосы были в ужасном беспорядке, и из них в разные стороны торчали гребни и шпильки. Но больше всего его расстроило то, что она смотрела на него так, словно это он убил ее несчастную мать.

Ноги Коннора налились свинцом, но он все же двинулся к Памеле.

— Не надо так убиваться, детка, — обескуражено произнес он. — Нельзя же теперь всю жизнь плакать и прятаться в своей спальне только потому, что ты провела несколько минут у меня.

В этот момент до его слуха донесся удивленный вздох. Слишком поздно он заметил стоявшую у туалетного столика Софи. Ее прелестный ротик был открыт от изумления и испуга. Она смотрела на сестру так, словно видела ее в первый раз.

Остановившись в двух шагах от Памелы, хотя ему смертельно хотелось обнять ее, Коннор мягко сказал:

— Тебе нечего стыдиться. Это я виноват в том, что воспользовался твоей неопытностью и наивностью. Знаешь, я не из благородных, но могу поклясться, что ты все еще девственна. Несмотря на то, что произошло между нами прошлой ночью, — в его голосе прозвучали горькие нотки, — ты не навлечешь позор на своего будущего мужа. Ему даже не надо будет говорить о том, что когда-то ты позволила грязному шотландскому дикарю прикасаться к тебе.

Схватив щетку для волос, Памела с силой запустила ею в Коннора, но промахнулась, и щетка с грохотом ударилась о дверь за его спиной.

— Я плачу не от стыда, тупоголовый дикарь! — гневно выкрикнула она. — Я плачу, потому что мне нечего надеть!

— А что не так с платьем, которое сейчас на тебе? — осторожно поинтересовался Коннор, опасаясь, как бы она не запустила в него еще чем-нибудь.

Он вспомнил, как Памела справилась с целой ротой английских солдат с помощью обворожительной улыбки. Он никогда не мог подумать, что по поводу одежды увидит ее в состоянии, близком к истерике.

Памела недоверчиво посмотрела на него.

— Ты что, не только туп, но и слеп? У меня было всего два приличных платья, и оба были надеты в тот самый день, когда мы сюда приехали. Вчера мне уже пришлось просить платья у Софи!

При этих словах Софи всхлипнула и закатила глаза.

— Просить? Она их испортила! Она вернула мое любимое платье с разорванным в лохмотья рукавом! А уж что она сделала своими ножищами с моими любимыми туфельками…