Грезы принцессы пустыни - Маргерит Кэй

– Если бы тебя заметили в шахте… если бы ты сказал мне, что тебе нужно еще одно доказательство, я могла бы… – Она не договорила и густо покраснела; потрясение и тревога заставили ее забыть о благоразумии.

– Твой брат вложил средства в разработку шахты, ведь так? – спросил Кристофер. – Не волнуйся, я просто угадал. Вот единственная причина, объясняющая твои ценные сведения.

– Да, – с облегчением ответила Тахира, понимая, что она не солгала. – Но что тебя заставило пойти на такой риск?

– Мне просто почему-то показалось это правильным.

Она смотрела на него с одобрением.

– Верно. Я понимаю, о чем ты, и теперь дело сделано. – Она осторожно положила кусок руды в серебряный ларец. – Разгадка наших встреч и нашей находки, но по-моему… – Тахира изогнулась и расстегнула свою золотую цепочку. – Вот теперь я тоже поступаю правильно. Мне тоже хочется оставить здесь что-то свое.

– Нет, не делай так! Ведь бедуинская звезда так много для тебя значит!

– Именно поэтому я хочу положить ее туда. – Украшение, подаренное мамой много лет назад, хранило тепло ее кожи.

– Тогда и я хочу оставить здесь что-то драгоценное для меня. – Кристофер достал мешочек, в котором когда-то лежал его амулет, и положил на ладонь то, что там оставалось: его римская монета тускло поблескивала в пламени костра; как и Тахира, он поднес монету к губам, а потом снова опустил в мешочек. – Можно?

Когда она кивнула, он положил рядом с монетой ее цепочку и снова завязал мешочек, прежде чем поместить в ларец последний предмет и закрыть крышку.

– Где мы зароем наш клад? – спросила Тахира.

– За долгие века этот колодец и окружающие его строения совершенно разрушатся, и сюда вернется пустыня. Однажды, в далеком будущем, какие-нибудь вроде нас искатели будут осторожно рыться в развалинах в поисках реликвий и найдут его…

– А потом будут ломать голову, почему бедуинская звезда и римская монета оказались зарыты вместе, – подхватила Тахира, увлеченная нарисованной им картиной. – Но ты не ответил на мой вопрос.

– Пойдем, и увидишь. – Он повел ее к крытому колодцу, где заранее вырыл глубокую яму у наружной стены; они вместе опустили туда ларец. – И последнее, – сказал Кристофер, доставая резного каменного кота в позе часового, похожего на тех, которые охраняли гробницу принцессы. Он поставил статуэтку на ларец. – Теперь наш клад под надежной охраной!

Пока он засыпал яму землей, Тахира молча наблюдала за ним, охваченная самыми противоречивыми чувствами. Сколько лет пройдет перед тем, как ларец выкопают? Кто его найдет? Здесь зарыта ее с Кристофером тайна, которая ждет своего открытия через много лет после того, как они сами уйдут в историю.

– Не хочу, чтобы сегодняшняя ночь заканчивалась, – заявила Тахира, когда они снова сели на ковер, расстеленный у костра под звездным небом. – Будь у тебя действительно ковер-самолет, вот о чем бы я по-настоящему мечтала: оставаться здесь всегда.

Кристофер как-то не думал о том, что будет дальше. Все силы он вложил в то, чтобы зарыть ларец; он твердил себе, что поступает так ради Тахиры, но, когда заключил ее в объятия, он признался самому себе, что поступает так и ради себя самого. Таким образом он словно сохраняет в вечности запретные минуты. Глупая мысль! Сентиментальная… Самое естественное на свете – целовать ее в пустыне под звездным небом. Они знакомы считаные дни. Даже луна не успела проделать полный цикл. Он провел пальцами по ее тяжелым шелковистым волосам, черный водопад разметался по спине, окутав его запахом жасмина. Она вскинула руки вверх, зарывшись пальцами в его волосы. Ее поцелуи несли в себе жар пустыни, мерцание звезд, пряный, тяжелый воздух ночи.

Они вместе опустились на ковер. Их поцелуи перетекали один в другой, все больше опьяняя и возбуждая обоих. Она шептала его имя так, как никто и никогда еще не шептал. Она наблюдала за ним, полузакрыв глаза; в них горела та же страсть, ее кожа под кончиками его пальцев была горячей – в ее крови горел тот же огонь, который воспламенял его. Он наслаждался ее ртом, затем его губы спустились вниз, к соблазнительной ложбинке между грудями. Волна жара ударила его в пах. Его накрыла волна нежности, желания. Он ощутил первобытную потребность стать у нее первым. Ее голос звал его вперед; она обнимала его за спину, за ягодицы. Желание стало непреодолимым. Он еще ничего в жизни так не желал – ничего и никого.

Их губы встретились снова. Страстные поцелуи уносили их на головокружительную высоту. Она обхватила рукой его возбужденный член, когда он подвел ее к самому краю пропасти. Лежа под ним, она совершенно раскрылась – такая желанная и такая невыносимо хрупкая! Он хотел взять ее себе, защитить, сделать своей, довершить то, что они начали, то, к чему оба так стремились.

Завершить начатое… Поцелуи стали глубже. Она выгнулась под ним, прижимаясь к нему, словно желая стать с ним одним целым. Обхватила его ногами. Он хотел обладать ею и одновременно принадлежать ей. Да, вот что ему было нужно: принадлежать ей. Все остальное не важно. Первобытная потребность ворваться в нее одержала верх. Он никогда еще так ничего не хотел. Это было самым правильным.

И непоправимо, невыносимо неправильным.

Он громко выругался, вырвался и вскочил, тяжело дыша и широко раскрыв глаза от ужаса.

– Боже правый, что я делаю! – Он натянул рубаху, брюки, швырнул Тахире ее одежду.

Он не мог оставаться здесь и смотреть на нее – совершенно обнаженную, болезненно хрупкую, свидетельство его позора, свидетельство того, что, несмотря ни на что, кровь, которая течет в его жилах, все-таки сыграла решающую роль.

Качая головой, он бросился к колодцу и вылил себе на голову ведро ледяной воды. Лишь последняя капля самообладания защитила его от катастрофы. Последняя крошечная капля! Он добыл еще воды, напился. Руки у него дрожали, но дыхание успокоилось. Тахира!

– Прости, во имя неба, мне так жаль! Я не хотел… я бы ни за что… Я сделал тебе больно?

– Ничего не случилось… ты ничего не сделал…

– Я напугал тебя. Меньше всего на свете…

– Кристофер! – Резкость ее тона удивила их обоих. – Прости, но я не могу… ведь дело не только в тебе. Я тоже… если бы ты не остановился, я бы… мы бы… но мы остановились. – Она гортанно рассмеялась. – Мы остановились. Я еще подхожу для первой брачной ночи – благодаря тебе.

– Нет, наоборот! Мне всегда казалось, что есть граница, которую я ни за что не переступлю, но кровь всегда сказывается. – Глухо всхлипнув, он упал на ковер и закрыл лицо руками. В конце концов, я – все-таки сын своего отца. Подлый, с дурной кровью и такими же дурными мыслями. Я считал себя лучше его. Сегодня я доказал, что я такой же мерзавец.

– Нет, не думаю, что ты серьезно.

– Я ублюдок, – глухо проронил Кристофер, опуская руки и используя самое грубое из известных ему слов. – Мой отец не был женат на моей матери. Я ублюдок, плод действия, к которому я был очень близок… теперь ты понимаешь, Тахира?