Алхимия единорога - Антонио Родригес Хименес

— Не говори ерунды! Послушай, Рикардо, ты меня испытываешь или тоже хочешь использовать?

— Клянусь, ты всегда был мне симпатичен. Я очень хорошо к тебе относился и до сих пор так отношусь. Ты жил в моем лондонском обиталище как у себя дома. Никогда бы не подумал, что ты станешь звеном цепи, против которой я борюсь. Ты пришел к ним, они тебя загипнотизировали, усыпили, а теперь ты собираешься стать одним из них. Они каждый год устраивают посвящение одного новичка, а потом исчезают. Я нуждаюсь в тебе, потому что тебя посвятят в тайны Великого делания. Ты — избранный. С этого момента многие будут в тебе нуждаться.

— Рикардо, ты несешь полную чушь. Кто такие «они»?

— Тебе лучше знать, с кем ты познакомился в Лондоне. Тебя видели с Виолетой Фламель, дочерью Николаса, и ее сестрицей Джейн.

— Они не говорили, что Фламель — их отец.

— Можно только догадываться, как все обстоит на самом деле. Быть может, они сами об этом не знают. Известно лишь, что перед своей мнимой смертью Николас завещал философское наследие племяннику, а Виолета и Джейн вполне могут оказаться дочерьми последнего. Впрочем, я убежден, что они — дочери Фламеля. Племянник не так давно погиб в Боснии, разорванный на куски гранатой. Тут уж ничего не поделаешь, невозможно быть абсолютно неуязвимым. Даже бессмертные рискуют жизнью.

— Ты намекаешь, что Виолета может оказаться прабабушкой бабушки моей прабабушки?

— Даже старше, хотя не скажу наверняка. Известно, что несколько десятилетий назад, около тысяча девятьсот семидесятого года, у племянника Николаса родился ребенок. По правде говоря, я не вхож в тайны этого семейства.

Сердце мое пронзительно заныло. Кто же врет? Почему Виолета так много от меня скрывала? Неужели она хотела меня использовать, натравив на предполагаемых похитителей рукописи? Быть может, вся история с экономкой, Аресом и продажей книги Рикардо Лансе — выдумка, а на самом деле «Книга еврея Авраама» была похищена из музея… Но почему о краже никого не оповестили, почему до сих пор работают охранные системы?

— Рикардо, скажи правду: ваша рукопись похищена из Амстердама?

— Никто ничего не похищал. Единственный, кто может забрать ее из музея, — сам Николас. И если он так поступил, то очень давно, по причинам, ведомым лишь ему одному. Адольфо Арес сказал тебе правду: он получил книгу от старушки, не зная истинной цены рукописи, а экономка хранила ее среди книг, полагая, что это случайное, никому не принадлежащее библиографическое сокровище. Она тоже не знала настоящей цены этого ключа ко всем мечтам, ключа к бессмертию.

— Рикардо, что тебе от меня нужно?

Рикардо пронзительно поглядел на меня сверху вниз и ответил:

— Ты единственный человек, единственный их друг, который может помочь мне перешагнуть порог и обрести дар, которой мы утратили тысячи лет назад, дар жизни.

— Но мы и так живем более чем достаточно. И это говорит тебе человек, который хочет жить дольше.

— Нет, Рамон, человек не живет. Это не жизнь, а лишь печальная карикатура на нее. Жизнь в том виде, в каком она была задумана, длится тысячу лет, и такие долгожители нам с тобой известны.

— Об этом я кое-что знаю, но задавался вопросом: не слишком ли тяжек груз подобного долголетия?

— Нисколько. Это путь, который следует пройти, и я собираюсь проделать его любой ценой. Ты разве не замечал, как мы инстинктивно цепляемся за жизнь? Долгая жизнь — это наш рай. Она…

Но в тот самый миг, когда Рикардо собирался объяснить мне самую суть загадки тысячелетнего существования, к нашему столику подошли два человека.

— Привет, Витор Мануэл! Как поживаешь? Рамон, представляю тебе своих друзей, маэстро Канчеса и Адриао.

— Очень приятно. С Адриао мы познакомились сегодня вечером, а о маэстро Канчесе я много слышал.

Было больше девяти часов вечера. За ужином вновь прибывшие (носители непостижимых тайн, окутанные плотным туманом загадки, который витал над нашим столиком и мешал разговору) смотрели на меня как на врага, с которым или договариваются о перемирии, или предлагают предать свой народ. Но мое внутреннее нравственное чутье под названием «совесть» понемногу одерживал о верх. Во мне зрело упорное желание отстоять свои убеждения. Мне помогла даже мысль о Боге — единственном истинном и чистом Боге, ведь я не разделял теории о десятках богов, которые наблюдают за нами, манипулируя нами и распоряжаясь нашими судьбами по своему усмотрению.

— Итак, вы — бессмертные?

Оба маэстро повернулись ко мне с досадой и злостью.

— Где ты откопал этого балаганного шута? — сухо, презрительно спросил Канчес.

— Да уж, сеньор Канчес, вы-то, наверное, многое повидали за свою долгую жизнь!

Вспомнив слова Жеана де Мандевилля, я хотел еще кое-что добавить, но Канчес оборвал меня:

— Вероятно, за шестьсот лет можно кое-чему научиться, но главное — это уметь наслаждаться жизнью и держаться подальше от подобных вам чистоплюев.

— Мне бы не хотелось такого бессмертия, как бы сильно я ни боялся смерти. Меня не привлекает идея навсегда застыть в одной и той же фазе, каждый день видеть одно и то же, беспокоиться только о том, как бы получше спрятаться, как бы не проведали про мой дар и не отобрали эликсир, благодаря которому я живу.

— Твой друг — кретин и святоша, — еще презрительнее заявил Канчес, глядя на Рикардо.

— А знаете, сеньор Канчес, почему вы так цепляетесь за свою вечную жизнь и почему ваши друзья безуспешно стремятся вам уподобиться? — Я говорил пылко, но в то же время взвешивая каждое слово. — Потому что вы не верите в иную жизнь, потому что в вашем представлении люди — в общем-то, животные. К тому же ваша беспредельная злоба противится идее смерти, ведь вы знаете, что тогда придется дать отчет во всех ваших преступлениях, во всех мерзких делах.

— Рикардо, я не могу находиться рядом с этим недоумком!

Канчес уже поднимался из-за стола, когда Рикардо его остановил.

— Пожалуйста, господа, ведите себя как разумные люди! Мы собрались здесь по делу. Хотя наши цели во многом не совпадают, мы едины в одном: в стремлении овладеть тайнами «Книги еврея Авраама». И ты тоже, Рамон. Не говори, что откажешься от знания, ведущего к бессмертию. Быть может, тобой движет стремление к чистоте, а некоторыми из нас движет страх иной жизни. Но в конечном итоге мы все желаем одного и того же. Кроме того, мы нуждаемся в тебе, а ты нуждаешься в нас, чтобы расшифровать книгу.

— И что же вам нужно от меня?

— Ты единственный, кто покамест сохранил чистоту души, — ехидно добавил Рикардо. — Ты — ключ, который откроет дверь к познанию.

Мне на ум снова пришли слова Мандевилля, и я процитировал их так, словно на меня снизошла благодать:

— Что бы вы ни говорили, я не верю, что в этом мире возможно жить вечно. Мы знаем только, ибо так сказано в Священном Писании, что были древние патриархи, прожившие более тысячи лет.[60]Верно также и то, что некоторые мудрецы, хотя не живут среди нас, веками пребывают в этом мире. Но и их бытие ограничено, так как на мудрецов возложена определенная миссия — помогать избранным, нуждающимся в помощи. Однако где гарантия, что это подлинное бессмертие? Нигде не говорится о бессмертии тела. Пусть кто-нибудь подтвердит это и докажет. Исключения возможны только для святых и сопричастных Богу. Моисей, ушедший из мира и телом и душой, а еще Дева Мария и Иисус. Где теперь их тела и души? Видимо, единственный способ обрести подлинное бессмертие — это достичь святости или божественности. Не самое простое дело!