По любви (сборник) - Эдуард Поляков

И завершали вместе:

Мы специально так построили номер, чтобы уйти тихо, а не под аплодисменты. Поэтому сразу после стихов начали исполнять дуэтом песню «Мой костёр в тумане светит».

Успокоив свои эмоции и эмоции зрителей, мы плавненько уходили со сцены под романс о том, как мой костёр в тумане светит…

И вот на опустевшей сцене уже гремели аплодисменты и крики «Браво!». Мы вышли поклониться. И улыбались. Как двое глупеньких и счастливых дурачков…

Однажды вечером после ужина, когда я гонял с ребятами в футбол, Рита подозвала меня и предложила:

– Давай убежим сегодня к морю?

– Как это?

Ребята из нашей команды уже толкали меня, чтоб я играл. Нам только что забили гол.

– Убежим ночью. Будем смотреть на звёзды и слушать море.

Ребята стали толкать ещё сильнее. Я быстро согласился. И побежал отыгрываться.

После отбоя, когда совсем стемнело, мы выбрались через форточки окошек на улицу и, очутившись на воле, побежали в условленное место.

Встретились на трамвайной остановке. Мне пришлось её немного подождать. В девичьем корпусе медсестра принимала новенькую из Тюмени. Ритка дожидалась, пока эта медсестра уйдёт.

Поймали такси с зелёным огоньком. И спустя каких-то полчаса очутились на берегу сонного моря.

Тихая волна ласкала песчаный берег. В небе мерцали бесконечные и далёкие звёзды. Рассыпался наискосок туманный Млечный Путь.

Я принялся разводить костерок, а она сняла босоножки и зашла в воду.

– Ой, смотри, Лёшка, какая прелесть!

Я подбежал к ней. И увидел, как у её ног, которыми она взбаламучивала воду у берега, то и дело зажигались светящиеся ярко-зелёные огоньки.

– Что это? – спросил я.

– Морские светлячки. Чудо, правда? Видишь, море какое разное. Днём одно. Ночью совсем другое. Это такая тайна… В нём столько всего интересного. Я читала.

Пошли к костру. В его волнующемся свете появился вдруг на песке путешествующий по берегу огромный богомол. Важно посучил своими дирижёрскими лапками и отправился дальше.

Мы читали стихи. Пели пионерские песни. Смеялись. А потом я поцеловал её. В тонкие влажные губы. И обнял. Она вдруг задрожала. Прижалась ко мне крепче.

– Чего ты? Плохо это?

– Не знаю. Трясёт чего-то.

– Замёрзла?

– Да нет. Волнуюсь… От этого…

– Я больше не буду.

– Нет. Давай я сама.

И она прильнула с закрытыми глазами к моим губам и сжатыми от волнения губами неуклюже сама поцеловала меня. Какое-то время сидели молча. Обдумывали происходящее. Костерок погас. Тлело в золе несколько слабых угольков.

– Я так счастлива, что мы с тобой в эту ночь здесь, у моря. Спасибо тебе за это.

Я смутился.

– Да ладно. В палате всё равно скучно. А тут – столько приключений! Нам ведь ещё возвращаться надо.

– Давай немного пройдёмся вдоль берега пешком. И встретим рассвет. Только можно я возьму тебя под ручку?

Шли вдоль прибоя. Время от времени нам навстречу попадались влюблённые пары, которые с понимающим видом улыбались, глядя на двух глупых подростков.

Потом поднялись по одной из лестниц на бульвар и пошли по благоухающей зеленью Одессе к своему санаторию. Рассветало. Мы были самые счастливые люди на свете.

* * *

В день её отъезда в палату ко мне забежал новенький – сосед по комнате Игорёк из Ворошиловграда.

– Ритка-то книжку санаторную уже сдала и уехала по-тихому в аэропорт.

Я опешил.

– Как уехала?

– Сам видел! А у тебя на завтра билет?

Я так был смущён и удивлён, что не ответил.

– Как же так? Не простилась даже…

– А чего прощаться? Ты ей кто? Я ей кто? Пацаны случайные. Хотя красивая…

Меня это не убедило.

– Гарик, в аэропорт поедешь со мной?

– Поехали!

Мы сели в рейсовый красный «Икарус» и поехали в аэропорт искать Риту. Мне было не по себе. Тоскливо. Тревожно. Обидно. Даже адреса не оставила. А вдруг не успеем? И она улетит. И я больше никогда её не увижу.

Мне так хотелось ещё хотя бы раз увидеть эти озорные добрые глаза и сказать Рите несколько прощальных слов.

В зале ожидания я сразу увидел её. Она сидела с опущенной головой на скамейке рядом со своим чемоданом. Растерянная. Заплаканная. Я окликнул её:

– Ритка!

Она подняла глаза.

– Мальчики!!!

Бросилась мне на шею, обняла крепко, прижавшись всем телом. Я гладил её дрожащее плечико и, сжимая крепко зубы, рывками вдыхал удушливый воздух зала ожидания. Гарик с круглыми глазами стоял рядом и смотрел на нас.

Прошло какое-то время, пока мы пришли в себя. Потом я спросил:

– Чего ж ты не сказала, что уезжаешь?

– Да вот, подумала: чего навязываться опять? Приехали вместе. Уеду сама. Без помощника.

– Эх ты! А ещё друг называется! Даже адреса не оставила…

– Простите, ребята…

Её рейс задерживался. Мы пили кофе с булочками в буфете. Ритка смеялась. Отдала свёрнутый в несколько раз листочек с записанным на нём ещё в санатории адресом.

Перед уходом на регистрацию, пожав руку Гарику, посмотрела на меня. Положила обе руки мне на шею и шёпотом попросила:

– Лёшенька, Лёличек мой родной, поцелуй меня. На прощанье. В щёчку.

Я поцеловал.

Она подняла свой чемодан. Махнула рукой. И ушла, не оборачиваясь.

На следующий день улетал из Одессы и я.

Потом мы писали друг другу письма. Пять писем Маргарите Желанной в Омск написал я. И пять писем пришло в Москву на мой адрес из Омска. Четыре от Риты. А одно, короткое, от её мамы.

Она просила больше не писать Риточке, потому что Риты больше нет. Она ушла. Болела. Лежала в больнице. Врачи пытались сделать всё возможное. Ах, как бы я был счастлив, если бы её мама меня обманула – и Рита была бы жива.