Песчаные замки - Луанн Райс

— Что, детка? Как ты себя чувствуешь? — спросила мать, не сводя глаз с холста.

— Хорошо, — ответила она, сдерживая улыбку.

— Правда? Голова не болит?

— Нет.

Агнес пробежалась по комнате. Всегда приятно здесь бывать, слышать запах красок, видеть яркий свет, льющийся в выходившие на север окна, спавшую на подоконнике Сеслу, счастливую и довольную мать. Совсем маленькой девочкой она каким-то образом поняла, что ничто так не умиротворяет и не успокаивает мать, как работа. Наверно, поэтому она не бросает преподавание в Академии. Агнес схватила швабру, принялась подметать.

— Сес по-прежнему сидит на месте? — поинтересовалась мать. — Я пригласила ее после завтрака пройтись со мной по берегу, а она отказалась.

«Почему, как ты думаешь?» — хотела спросить Агнес. Младшей сестре до смерти хочется видеть отца, средней тоже. Мать загадочно о нем умалчивает, уклоняется от ответа на вопрос о том, когда вся семья будет вместе. Даже выходя на берег, идет не в обычное место, где Агнес прыгала со стены, а совсем в другую сторону, к бухточке, еде растут устрицы.

— Ма-ам, — протянула она, вертясь вокруг мольберта.

— Минуточку, солнышко. Дай закончить.

Она прищурилась на холст, выдавливая на палитру красный кадмий из тюбика, накладывая мастихином каплю краски. Агнес со шваброй придвинулась ближе, взглянула и охнула.

Картина изображала ее саму с отцом. Очень четко выписаны глаза, волосы, плечи; та самая ночь, когда она бросилась в воду под звездным пологом над головой и с кружевными волнами за спиной; широкая темная песчаная коса, куда отец вынес ее на руках, как малое дитя. На стене со слюдяными прожилками виден призрак белой кошки. Красный кадмий — ее кровь на отцовской рубашке.

— Мама… — повторила она и, не дожидаясь ответа, сунула швабру в угол, выбежала из мастерской. Сердце сильно билось, готовое выскочить из груди. Агнес помчалась по коридору в спальню. Сес там не оказалось, поэтому она положила фотоаппарат на полку, вышла на веранду, где и нашла сестру.

— Что ты тут делаешь? — спросила та. — По-моему, тебе велели лежать.

— Я устала лежать. Надоело.

— Надоело не прыгать со стен по ночам?

Агнес попыталась улыбнуться. Что-то в картине матери прохватило ее до костей. Она до сих пор видит написанные ею глаза отца — трагические, полные ужаса, скорби. Эти глаза говорят все, что можно сказать об их семье.

— Мама наверняка сотрет тебя в порошок, если ты еще когда-нибудь подойдешь к той стене, — предупредила Сес.

— Потому что я расшиблась?

— Нет! Потому что не хочет, чтобы мы виделись с папой! Разве не ясно? Зачем она это делает?

На подъездной дорожке с визгом затормозил джип Питера. Агнес и Сес наблюдали, как Реджис целует его, дотянувшись со своего сиденья, а потом выскакивает. Он быстро уехал, оставив за собой облачко пыли.

— Эй! — воскликнула Реджис, поднявшись по ступенькам. — Как вы тут, мои девочки?

— Куда это Питер поехал? — спросила Сес вместо ответа.

— Рыбачить с ребятами из Хаббард-Пойнт.

— А ты?

— Не захотела.

— Почему у тебя такой радостный вид? — подозрительно спросила Агнес, ибо Реджис без Питера никогда не была счастлива, а теперь сияла — не то, что утром.

— Расскажу через минуту, только сначала вы мне объясните, почему у вас обеих такой несчастный вид?

— Почему мама нам не позволяет видеться с папой? — спросила Сес. — Что за дикость? Он мой отец, я люблю его и хочу его видеть.

— Она там пишет, как сумасшедшая, — Агнес кивнула на мастерскую.

— Правда? — переспросила Реджис. — Давно по вечерам не писала.

— Знаю! И ты должна увидеть, что она пишет, — добавила Агнес. — Может быть, лучшую свою картину. О нем. Как он меня выносит на берег. Но главное, кого сразу видишь — папу.

— Правда? — Реджис посмотрела на ярко освещенную студию, откуда на кусты и траву лился янтарный свет. — Папу?

— Да, — кивнула Агнес.

— Кстати, я с ним сегодня виделась, — объявила Реджис с сияющим взглядом.

— Как? — воскликнула Сес, подскакивая на коленях.

— Это просто чудо! Они с Томом пришли в «Рай»…

— С тобой повидаться! — воскликнула Агнес.

Реджис кивнула.

— И он обеих вас хочет видеть. Сгорает от желания прийти домой, сразу видно. Старается угодить маме, только… не понимает, чего она хочет! Это ясно, особенно, если она его пишет. Нам надо уговорить ее…

Тут из-за круглой каменной стены и живой изгороди из кустов бирючины вынырнули фары, выехала машина. Сес охнула, Реджис громко рассмеялась. Машина старая — «вольво» или «фольксваген», — какая-то округлая, и каждый дюйм поверхности разрисован крошечными фигурками миллиона ярких цветов.

— Кто это? — удивилась Сес.

— Архангел, — улыбнулась Реджис.

— Брендан, — вымолвила Агнес, увидев, как он вылез из машины.

Ярко-рыжие волосы вспыхнули на свету. Он широко улыбнулся всем, а глазами — одной Агнес. Она залилась румянцем, когда он подходил, не сводя с нее взгляда, и сказала:

— Привет.

— Привет, Агнес, — ответил он.

— Привет, Брендан, — подхватила Реджис. — Что тебя сюда привело?

— Заехал проведать Агнес.

— Удачный момент выбрал, — кивнула Реджис. — Мы с Сес как раз уходим.

— Нет, не уходим! Мы о папе говорили, и…

— Пошли, Сес. — Сестра обняла ее за плечи. — В шахматы сыграем.

— Ты меня всегда обыгрываешь. Так неинтересно.

— Я старшая, значит, меня надо слушаться. Кроме того, если хочешь присутствовать на моей свадьбе, должна ходить по струнке.

— Жестоко и нечестно! — заныла Сес, однако пошла в дом следом за Реджис.

Оставшись на веранде наедине с Бренданом, Агнес поправила повязку на голове, надеясь, что выглядит нормально. Хотелось отчасти придушить Реджис за то, что оставила ее одну с парнем из больницы, а отчасти — поблагодарить. Голова кружилась, она пошатнулась, хотя и сидела, приложила ладонь ко лбу.

— Что с тобой? — спросил Брендан.

— Все в порядке. Голова закружилась.

— Не такая уж редкость после закрытой черепной травмы.

— Чего? Я думала, что лоб разбила.

— Правильно. — Брендан сел рядом. — К счастью, трещина просто линейная, а вот сотрясение — дело серьезное. Ты получила тупой удар о камень. Отсюда судороги, а теперь головокружение. Пройдет, когда поправишься.

— Ты рассуждаешь прямо как доктор.

— Хочу стать врачом. Только что сдал вступительные экзамены в медицинскую школу. Учился на курсах санитаров, потому что больше ничего не мог себе позволить. Всегда хотел заняться медициной. Не могу видеть, как люди страдают, хочу, чтобы им было лучше.