Песчаные замки - Луанн Райс

— Можно бы обождать… три года до выпуска.

— Три года? — с болью переспросила Реджис.

— Я же не говорю, что это обязательно, — быстро оговорился Питер. — Попросту пересказываю, что родители говорят. Знаешь, они нам помогут деньгами и прочим, но все время задают практические вопросы. Страховка, машина, всякое такое…

Она затрясла головой, отчего из глаз выкатились горячие слезы. Реджис зажмурилась, стараясь их сдержать. Кого волнуют подобные вещи? Разве Питер не знает, что упущенного времени не воротишь? Три года — половина шести; каждый день, каждая минута жизни уникальны, другие их никогда не заменят.

— Когда кого-то любишь, — проговорила она, по-прежнему зажмурившись, едва узнавая собственный голос, — с ним хочешь все время быть вместе. Если очень хочешь, то отбрасываешь всякие практические соображения.

— Реджис…

— Страховка, машина… Кому это нужно? Любовь наполняет мир красками, а потеряв любимых, просыпаешься в черно-белом кино.

Питер погладил ее по щеке, поцеловал в губы, горячие, мягкие. Они слились воедино.

— Можно было сделать это на Литл-Бич, — сказал он, когда они оторвались друг от друга. — Гораздо проще. И не менее красочно.

— Но не так волшебно, — возразила она. — Там не было бы такого уединения, такого вида.

Реджис махнула рукой на вершины деревьев у пролива, на свет, сиявший всеми оттенками синего — лазурным, свинцовым, бирюзовым, кобальтовым, цвета морской волны. На поверхности воды сверкало солнце, в ярком небе медленно кружили белые птицы — чайки и крачки.

— Только… — запнулся он, — зачем ты все превращаешь в какое-то жуткое испытание?

— В какое испытание?

— В прогулку по рельсам над Дьявольской пучиной. В Хаббард-Пойнт куча мест, куда можно пойти. На Литл-Бич, к болотам, даже на кладбище. А тебя всегда тянет к опасности.

Реджис крепко закрыла глаза. «На тонкий лед», по выражению матери. Почему Питер не чувствует сладости и волшебства, как в тот дождливый день?

— Из-за отца? — расспрашивал он. — Потому что он тебя когда-то сюда привел? Откуда такое желание подражать ему?

— Не желание, — шепнула Реджис. — Я и есть такая, как он.

Питер прав. Без отца она этого места не знала бы. Он однажды собрался на эту скалу, чтобы создать здесь скульптуру из камней и сучьев.

— Пап, я с тобой пойду, — взмолилась она. Мать и Агнес сидели на изгибе берега, он повесил фотоаппарат на плечо, готовясь нести инструменты через железнодорожный мост. — Помогу строить замок.

— Знаю, детка, — кивнул он. — И тоже хочу, чтобы ты со мной пошла. Только помнишь, что я говорил? Детям нельзя ходить по рельсам.

И Реджис с содроганием вспомнила. Когда ей было пять лет, отец взял ее на руки, показал на рельсы и рассказал о гибели мальчика, с которым они с сестрой в детстве дружили.

— Тогда и ты не ходи!

— Я взрослый, — объяснил он. — Делаю свое дело. Посмотри на упавший ствол вон там, на камнях. Хочу сегодня поспешить, поснимать до заката. Разве не здорово будет, когда весь Пойнт протянется в заводь?

— Тогда возьми меня!

— Реджис, — сказал он, — не во всякое место отец может взять с собой дочь. Это меня огорчает, но такова жизнь. Я рассказывал тебе о мальчике, которого сбил поезд. Хочу, чтобы ты пообещала никогда, ни в коем случае не ступать на рельсы.

— Не дам, если и ты не дашь, — заявила она.

— Джон, — сказала мать, и Реджис даже тогда расслышала напряженный натянутый тон, — может быть, твоя дочка права.

Ей навсегда запомнились глаза отца, улыбнувшегося в ответ — сверкающие, синие, невероятно счастливые. Она видела, как он колеблется, желая угодить и жене, и дочери, потом переводит взгляд на гранитную скалу за железнодорожным мостом. Хотел пообещать и не смог, выбрав работу, связанную с риском. Или любовь к риску заставила его выбрать работу.

Реджис предстояло сделать свой собственный выбор: спокойно жить с матерью на берегу или взлетать с отцом к небу. Она равно любила обоих, но знала, что жажда приключений у нее в крови и в душе.

В тот день она припомнила каждый свой переход через высокую эстакаду. Припоминала каждый раз, глядя на сделанный им в тот день снимок. Выдержанный в тонах сепии[22], он напоминал фотографию столетней давности, запечатлев упавшие, посеребренные ветром сосновые ветки, которые отец собрал, выстроив из них замок, и плоские камни, сложенные в виде зубчатой крепостной стены перед устьем пещеры.

Должно быть, он установил аппарат прямо у входа: снимок был сделан как бы из укрытия и в то же время с перспективной точки. Как он и задумывал, мыс протянулся в золотистую воду, прочно ограничив кадр справа. Одни сравнивали его скульптуру с песочным замком, другие видели в ней нечто более возвышенное. В одной рецензии говорилось об «устремленности в небеса». Тетя Берни называла ее кельтской башней вроде каменного столба, дольмена[23]. Для Реджис она всегда оставалась руинами замка вроде тех, которые отец со временем отыскал в Баллинкасле.

— Ты хоть чему-нибудь научилась в Ирландии? — спросил теперь Питер. — Могла погибнуть на утесе, наверно, на таком же, как этот. Отец тебя не уберег и поэтому очутился в тюрьме.

— Очутился как раз потому, что меня уберег! — возразила Реджис.

— Он кого-то убил. Мой отец звонил своему приятелю в Дублин. Тот просмотрел дело, сказал, что твой отец признал себя виновным. Даже не пытался сослаться на самозащиту. Избил того типа и сбросил с утеса.

— И твой отец об этом расспрашивал?

— А ты как думала? Папа юрист, естественно, хотел знать детали. Зачем тогда нужны судебные протоколы?

— Твоего отца там не было, — задрожала Реджис. — Тебя тоже. Вы не знаете, что там случилось!

— Откуда мне знать, что случилось, если ты ничего не рассказываешь? Ни разу не говорила об этом. Ни словом не обмолвилась о том дне и о Грегори Уайте…

— Замолчи! — приказала она. — И никогда больше не говори, что мой отец сидел в тюрьме.

— Да ведь он сидел в тюрьме. Мог бы получше о тебе заботиться.

«Он и позаботился, — мысленно заявила Реджис. — Никто себе даже не представляет»… Она встряхнула головой. Откуда возникла подобная мысль? Как будто наполовину вспомнился сон, замерцал в памяти за гранью сознания.

— Ну, оставим Ирландию, — продолжал Питер. — Ему и здесь не следовало тащить тебя за собой на скалу, а надо было оставить на берегу с матерью.