Чеченская марионетка, или Продажные твари - Полина Дашкова

Оставшись одна. Маша включила телевизор. По каналу ОРТ шливечерние «Новости».

— Возобновились поиски чеченского террориста АсланаАхмеджанова, — говорила хорошенькая комментаторша, — наш корреспондент беседуетс членом Чрезвычайной государственной комиссии по борьбе с терроризмом,депутатом Государственной Думы Алексеем Климовым.

На экране появился рыхлый, нездорового вида человек встрогом костюме.

— Алексей Сергеевич, — обратился к нему корреспондент,которого не показали в кадре, — насколько реальной видится вам перспективаоткрытого судебного процесса над Ахмеджановым как над организатором иучастником нескольких самых крупных террористических актов, случившихся запоследние два года?

— Я очень сомневаюсь, что такой процесс вообще когда-либосостоится. Уголовные дела на каждого из сепаратистских лидеров заведены давно,и Военной прокуратурой, и Генеральной. Однако на скамью подсудимых пока не селни один. Если вдруг такое случится, то суд будет закрытым, для прессы — впервую очередь.

— В одном из своих интервью Ахмеджанов заявил, что взрывыбудут греметь по всей России до тех пор, пока хоть один русский солдат, яцитирую, «останется на великой земле Ичкерии. Но, когда последний русскийсолдат покинет нашу землю, взрывы все равно не перестанут греметь. Русскиедолжны платить по счетам». Насколько реальны эти угрозы?

— На все сто процентов, — депутат усмехнулся, — вгосударстве, в котором люди, причастные к событиям в Буденновске, к взрывушкольного автобуса под Новореченском, находятся на свободе, в таком государствевозможно все. Если о том, как он лично расстреливал в час по одному заложнику,Ахмеджанов рассказывает не суду со скамьи подсудимых, а московскомукорреспонденту, сидя в комнате, застланной коврами, спокойно глядя втелекамеру, — о чем тут можно говорить?

— Однако то, что сегодня розыски Ахмеджанова ведутсяроссийскими спецслужбами весьма активно, внушает некоторый оптимизм, — заметилневидимый корреспондент, — из неофициальных источников нам стало известно, чтопосле серьезного ранения он скрывается сейчас где-то в горных районах Абхазии.Что вы можете сказать по этому поводу?

— Я воздерживаюсь комментировать сведения, полученные изнеофициальных источников, — сухо сообщил депутат и тут же исчез из кадра.Началась реклама. Маша выключила телевизор. «В горах Абхазии — это совсемблизко», — подумала она и удивилась: лицо с тяжелым носом и глубоко посаженнымиглазами, лицо с цветной фотографии, мелькнувшей на несколько секунд нателеэкране после того, как комментаторша назвала имя Аслана Ахмеджанова,почему-то накрепко засело в памяти.

* * *

Чеченец лежал на койке поверх одеяла в тяжелых грязныхботинках. Он задумчиво курил и пускал в потолок аккуратные колечки дыма. Доктормолча поднял рубашку у него на животе. Разумеется, шов не кровил.

— Все шутишь? — спросил Вадим и взглянул чеченцу в лицо. —Со швом у тебя все в порядке.

— А с тобой все в порядке? — усмехнулся чеченец и стряхнулпепел на пол.

— Слушай, Аслан, хватит дурака валять, — доктор обернулся кфельдшеру и спросил:

— У тех двоих, которых неделю назад привезли, тожечто-нибудь кровит?

— У тех не кровит, — ответил фельдшер, не глядя на Вадима, итут же вышел.

— Девочку себе завел, — задумчиво произнес Ахмеджанов, —говорят, хорошая девочка, только тощая. Вот мне совсем не нравятся тощие, ялюблю белых и круглых. Но это дело вкуса. Зачем ты девочку завел, я понимаю, авот зачем тебе кассета понадобилась — ну никак не пойму.

Черные, глубоко посаженные глаза смотрели на Вадима спокойнои внимательно.

— Кассета? — удивленно спросил доктор. — Какая кассета?

— Маленькая, от видеокамеры.

— Послушай, Аслан, — вздохнул доктор, — мне некогдазаниматься ерундой. Раз уж я приехал, я сейчас осмотрю раненых и поеду домой. Яустал, хочу спать. К тому же меня ждут.

— Кто тебя ждет? Девочка твоя. Маша? Она подождет.

Чеченец, продолжая смотреть Вадиму в глаза, загасилсигарету, сел на койке.

— Ты возил еду Ивану?

— Да.

— Зачем?

— Как ты думаешь, зачем кормят голодного человека?

— Ты кормил его, чтобы он вытащил для тебя кассету.

— Аслан, голодного человека кормят потому, что он голодный.Кстати, куда он делся?

— Он взял для тебя кассету. Он мог сделать это только длятебя. Только ты возил ему еду. Он сдох за это.

— Аслан, зачем весь этот спектакль? Ты можешь объяснитьпо-человечески, в чем дело?

— По-человечески? — Ахмеджанов чуть прищурился. — Хорошо, яобъясню. Пропала кассета, на которой снят я и мои люди. Там много еще чегоснято. Русский Иван убирал в комнате, камера и кассета лежали на столе.

— А снимал кто? Ты того, кто снимал, спрашивал?

— Его уже не спросишь. Он отвечал за кассеты, одна из нихпропала. Он напился и ничего не помнил. Оператор не должен пить.

— Хорошо, с оператором ты разобрался по-своему. А при чемздесь Иван? Несчастный, слабоумный, глухонемой человек.

— Он был только немой, но не глухой. Он все понимал, и тыэто знаешь.

— Да — кивнул доктор. — Иван мог слышать слова Но слышать ипонимать — это несколько разные вещи. Ты что, пытался его допрашивать?

— Он находился один в комнате, когда убирал. После этогопропала кассета.

— Послушай, — задумчиво произнес доктор, — если ты такпереживаешь из-за этой кассеты, что допрашивал немого слабоумного человека, топочему тебе не пришло в голову допросить тех, кто заснят на пленку? Почему тыне подумал, что ее мог взять, например, тот, кто не хотел, чтобы его виделирядом с тобой? Тот, для кого это опасно?

В черных глазах Ахмеджанова вспыхнул тусклый огонь.

— Ну что же ты замолчал, доктор? Продолжай.

— Вот смотри, ты мне толком еще ничего не рассказал, но, какя понял, пропавшая кассета заключает в себе некую опасную информацию. Преждевсего надо подумать, для кого опасна эта информация, то есть у кого имеютсяреальные мотивы. Понимаешь?

— А ты молодец, доктор, — Ахмеджанов выбил щелчком из пачкисигарету, протянул Вадиму. Оба закурили.

— Ты верно рассуждаешь, доктор, — голос чеченца стал чутьмягче, глаза перестали сверлить Вадима, — но тот, на кого я могу думать, в тукомнату не заходил.