Любимец женщин - Себастьян Жапризо

Когда я открыла глаза, в щель под дверью пробивался жидкий свет. Я замерла, прислушиваясь. Ни звука. Видимо, уже рассветало, и первые лучи солнца проникали в окно над входной дверью. Решив посмотреть в замочную скважину, я встала и увидела, что тот, кто считал себя столь хитроумным, забыл в скважине ключ.

Я долго еще вслушивалась, прижавшись ухом к двери, но различала только безостановочное тиканье часов. Вернулась к матрасу. В этой кромешной тьме я решила распороть его и вытряхнуть все перья. Как можно тише я надорвала подушку с двух сторон.

Подушка превратилась в кусок обыкновенной ткани. Я осторожно подсунула его под дверь, тихо-тихо подталкивая, пока он не исчез до половины, а то и больше. Потом вытащила из прически шпильку и стала выковыривать ею ключ из скважины. Послышался бой часов. Я остановилась. Я так испугалась, что даже не сосчитала, сколько они пробили. Вероятно, семь, - ведь в восемь летом бывает уже совсем светло.

В установившейся тишине я опять принялась за дело. Через минуту ключ упал с той стороны. Стук показался мне ужасно громким, хотя его и заглушила ткань наволочки. Я поскорее втащила ее назад. Когда я наконец перевела дыхание, убедившись, что вокруг все по-прежнему тихо, меня охватила такая радость победы, в моем сердце затеплилась такая надежда! Но приходилось сдерживаться. Я сделала из тряпки набедренную повязку. Стараясь не шуметь, вставила ключ в скважину. Повернула раз, другой. Толчком распахнула дверь, чтобы она не скрипнула…

Ворвавшийся поток воздуха взметнул вокруг меня перья подобно стайке белых птиц. Ужас сдавил мне горло. Я думала, у меня будет разрыв сердца. Прямо передо мной в кресле сидел беглец. Выспавшийся, спокойный, с презрительной улыбкой на устах. В неверном утреннем свете он казался самим дьяволом.

- Нет, вы только посмотрите на нее! Посмотрите-ка на эту лицемерку!

Он медленно поднялся. Я и не надумала отпрянуть, запереться в чулане - нет. Меня словно парализовало. Он смотрел мне прямо в глаза и, подойдя совсем близко, одной рукой неспешно, без грубости, сдернул прикрывавший меня кусок материи и бросил его за спину.

Я и не пыталась удерживать его. Перья взвились к потолку. Теперь, когда я стояла лицом к лицу с ним, голая, на меня начало находить что-то вроде икоты. Он поднял ту же руку и распустил мне волосы. То, что я почувствовала, как они рассыпались по плечам, довело меня в моем нервном напряжении до полного исступления. Я взвыла как ненормальная и бросилась на него с кулаками. Я была на пределе, на пределе неистовства, на пределе слабости…

Он не дал мне сдачи, только удержал меня. Слезы застилали мне глаза, я не видела его, но даже пойманная за руки продолжала кричать. Я кричала бы до скончания века, не в силах остановиться, если бы страшный голос, донесшийся снаружи, неизвестно откуда именно, не прервал меня:

- Внимание! Дом оцеплен! Прекрати, бандит, истязать эту женщину, или я прикажу стрелять.

Беглец сейчас же отпустил меня, чтобы подобрать нож, оставленный на сиденье кресла. Его взгляд выразил такое замешательство, такую тоску, что я почувствовала себя отмщенной за долгие мучения. Запыхавшаяся, с горящими щеками, я все-таки не могла сдержаться и торжествующе захохотала.

Мне предстояла новая пытка.

За оградой сада, взгромоздясь на подножку военного грузовика, стоял капитан Котиньяк в окружении вооруженных пехотинцев. На тротуаре столпились соседи в пижамах и халатах, и он кричал на них в мегафон:

- Разойдитесь, разойдитесь! Дайте солдатам Республики исполнить свой долг.

Все это мы с моим мучителем увидели из-за полуоткрытой ставни кухни. Он подтащил меня сюда голую, зажав мне рукой рот. Я почти падала на него. Теперь настал его черед бояться. Он повторял словно заклинание: "Нет, это неправда. Этого не может быть". В лучах утреннего солнца к дому мчался еще один грузовик. Некоторые солдаты соскочили на землю, не дожидаясь, пока он остановится. Вот их уже десять, пятнадцать, двадцать. Котиньяк пошел им навстречу, ругая за то, что они не приехали раньше.

- Окружайте дом!

Из машины вытащили тяжеленный пулемет и установили на мостовой. У меня над ухом беглец беспрестанно повторял:

- Да они просто спятили, суки. Они спятили.

Он закрыл ставни, на мгновение повернулся ко мне лицом, и я увидела, что он не знает, что ему делать. Он больше не зажимал мне рот рукой.

- Они никогда не решатся стрелять ни из этой штуки, ни из ружей. Если вы будете действовать в открытую, мы останемся целыми и невредимыми.

- Мы? - воскликнула я. - Они пришли за вами! За вами, и только за вами!

- Пуля - дура. Если они начнут поливать из пулемета, от вашей хибары тоже ничего не останется, уж я-то Скотиньяка знаю.

Его слова на меня подействовали, он это понял.

- Слушайте внимательно, Каролина. Они же меня не видели. Они не знают точно ни кто я, ни что у меня за намерения. Не знают, вооружен я или нет. Вы для начала высуньтесь в окно и крикните им, что все в порядке, что вы просто-напросто поссорились с дружком. Пусть они у…

Я не дала ему закончить: завопила что было мочи. Он снова разозлился, грубо зажал мне рот, так что я не могла ни вырваться, ни укусить его. Теперь-то я знаю, что в этот момент сделала самую большую глупость в моей жизни и отныне все в ней пошло кувырком.

- Видно, с вами надо говорить по-другому, - произнес он нехорошим голосом. - Если вы такая дура, то вопите, вопите сколько влезет. - Он поднес мне к горлу нож. - Ну же, вопите.

Я замотала головой, давая понять, что нет, больше я вопить не стану. Тогда он бесцеремонно потащил меня в прихожую Открывая замки, он держал меня на почтительном расстоянии от двери, угрожая острием ножа.

- Умоляю, - забормотала я, - не выводите меня в таком виде, умоляю.

Он подобрал с пола распоротую подушку и швырнул ее мне. Я прикрылась спереди, придерживая ее двумя руками.

Потом он распахнул дверь и вытолкнул меня за порог. Перья разлетались во все стороны. Меня всю пронизывал ветер с улицы, я никогда еще так болезненно не ощущала своей наготы. Свет больно ударил мне в глаза. В толпе любопытных зашептались. Я отметила с отчаянием, что толпа эта растет и солдаты с трудом оттесняют ее от ограды.

Наконец установилась абсолютная тишина.

- Эй, Котиньяк, - воскликнул беглец, - взгляните-ка сюда на нее, взгляните! Если хотя бы один из ваших засранцев, хотя бы один, слышите, на беду, проникнет в сад, знайте, вы видите ее живой в последний раз.

Ответом ему был только шум прибоя вдалеке. Я зажмурилась, чтобы не видеть всех этих глаз, в безмолвии наблюдавших за моим несчастьем, потом меня втащили назад, в тепло дома, дверь захлопнулась, замок щелкнул, меня отпустили, и я, упав на колени на пол, выплакалась всласть.

Ставни кухни закрыты.