Цена откровения - Галина Владимировна Романова

– Вы не рассказали мне ничего, когда мы встречались в кафе, – напомнил Сергей и посмотрел, прищурившись. – Что за игры, Алла? Помню, вы говорили, что все было как всегда. И тут вдруг выясняется, что Настя поругалась с Женей накануне аварии. Почему вы не сказали правды?

Она глянула в потолок, выдохнув сквозь губы-трубочки. Снова тронула их пальчиком, растаскивая сползавшую помаду. Потом посмотрела на него со странным выражением.

– Женька попросил ничего не рассказывать. Мол, личная беседа, частная ситуация. Не надо, типа, никому об этом болтать. Ну и я, и Саша согласились.

– Это вы были у нее в гостях за день до гибели! – догадался он. – Женя, Саша и вы, Алла.

– Да, мы. И что такого?

– Что вы там делали?

Глеб поднял взгляд от разрисованной в пух и прах страницы.

– Отмечали ее назначение. Настя сама пригласила.

Глеб согласно кивнул и взмахнул рукой с зажатой в ней авторучкой, как дирижерской палочкой.

А он что говорил! Именно так и говорил настырному Сергею.

– И из-за чего поругались Женя с Настей?

– Я не знаю. Настя увела его в кухню, и они там разговаривали на повышенных тонах. Сути я не поняла. Но она ему точно угрожала. Отчетливо слышала, как Настя произнесла, что такого беспредела не потерпит. Вот…

Алла ушла, так и не рассказав им ничего о своих подозрениях. Не захотела никого оговаривать и все такое.

– Я человечек маленький в этой системе. Наболтаю лишнего, куда потом возьмут?

С этими словами она вышла, столкнувшись на пороге с Сашей.

Та пробыла в комнате для переговоров еще меньше, чем остальные. На все вопросы отвечала: нет, не знаю, не видела.

– Но Алла только что говорила нам, будто у вас имеются какие-то подозрения относительно…

Она даже не дала Глебу закончить предложение.

– У Аллы и спросили бы. Я за ее слова не отвечаю. Больше мне добавить нечего, – грубо перебила его девушка. – Простите, но новый управляющий просто сдирает с нас шкуру. Мне надо идти.

– Саша, погодите. – Сергей преградил ей дорогу, встав у двери. – Вы были у Насти в гостях в тот вечер…

– Когда она проставлялась за новую должность? Да, была. – Она глянула исподлобья. – И не рассказала вам, потому что Женька попросил. Из-за его ссоры с Настей.

– Это он принес ей кофе?

– Кофе? – Саша свела брови у переносицы. – Не было никакого кофе. Мы вино принесли. Торт. Коробку и бутылку потом забрали и по дороге в мусор выбросили. И еще упаковки от салатов. Настя покупала много чего.

Вот почему он не нашел в ее мусорном ведре никаких следов вечеринки. И кофейных стаканов.

– А соседка Насти утверждает, что, когда она зашла и застала вас у порога, Настя была со стаканом в руке. Картонным кофейным стаканом, – внес он уточнение.

– Да врет она, – фыркнула Саша, ловко огибая Сергея и вставая у двери. – Это она какой-то витаминный коктейль ей принесла и при нас заставила выпить. Настя сказала, что она часто ее этой дрянью потчует. Пить надо сразу, чтобы витамины не улетучились. Какая-то зеленая бурда с сельдереем, инжиром и еще какими-то фруктами. А кофе точно не было. Да еще в картонном стакане. Что за бред!

Надежда Федоровна ловко орудовала шваброй в палате, куда только что перевели парня из реанимации. Она была на смене, когда его привезли.

– Живого места на нем нет, – потом рассказывала она своей соседке, с которой вечерами любила пить чай под телевизор. – Не жилец он…

Но наутро она узнала, что операция прошла успешно. И у парня есть все шансы выкарабкаться. Вот уже и из реанимации его перевели в обычную палату. В «одиночку», как она называла платную палату, куда обычно укладывали богатых пациентов.

Парень тоже, наверное, был обеспеченным, раз его поместили сюда.

Надежда Федоровна осторожно прошлась шваброй возле кроватных ножек. Не дай бог задеть! Пациенту может быть больно. После такой операции комар на грудь сядет – почувствуешь.

Так она думала, постепенно смещаясь со шваброй к выходу.

– Пить… – вдруг услышала она тихий шепот. – Пить…

– Очнулся! – обрадовалась она, семеня к кровати. – Сейчас я медсестру позову. Она знает, что делать.

Веки парня медленно опустились и снова поднялись. Понял, значит.

Медсестра велела уборщице подождать в коридоре.

– Сейчас я поменяю ему капельницу, дам воды. Потом продолжите. Окей?

Надежда Федоровна согласно покивала, хотя понятия не имела, что это за слово такое «окей». Она встала, как часовой, возле палаты. Знала: времени медсестре, чтобы поменять капельницу и дать воды пациенту, понадобится немного. Смысла перебираться с ведром и шваброй в другую палату нет. Метаться на старости лет по коридору ни к чему. Подождет.

Медсестра вышла через три минуты, наверное. Она зевнуть как следует не успела. Молодец девочка. Надо будет ее похвалить при случае перед заведующим. Он нет-нет да прислушается.

– Вы, – часто любил он повторять, – у меня, Надежда Федоровна, серый кардинал…

Что это означало, она не имела представления. Но думала: что-то хорошее. Похвала такая. Заведующий отделением в этот момент очень хитро щурил глаза и смеялся. А иногда со смехом и пальцем ей грозил.

Надо будет похвалить девчонку.

– Заходите. Я закончила, – выпорхнула девушка из палаты.

И пошла с пустым пузырьком по коридору.

Надежда Федоровна сунулась в палату. Парень, видимо, снова уснул. Лежал с закрытыми глазами. Она быстро закончила с мытьем полов. Протерла подоконник, тумбочку, перешла к кроватным спинкам. И ведь едва коснулась, а он глаза открыл.

– Прости, прости старуху, – взмахнула она руками. – Разбудила.

– Нет, – еле слышно произнес он.

Кадык его нервно заходил вверх-вниз, будто бы он задыхался.

– Тебе плохо? – переполошилась Надежда Федоровна. – Позвать кого?

– Нет. Не надо. Посидите со мной, – неожиданно попросил парень. – Как бабушка…

Она растерялась. До конца смены всего ничего, а она еще три палаты не убрала. И она не знала, что значит «как бабушка»? У нее не было никого: ни детей, ни внуков. Надо же говорить что-то, утешать. А она не умела. Но все равно подтащила стул от стены. Села рядом с кроватью и взяла парня за руку.

– Рука-то у тебя какая – крепкая, сильная, – похвалила она, не зная, как продолжить.

– А машину не удержала. Улетели с трассы, – плаксиво отозвался он и легонько сжал ее пальцы. – Иван Васильевич погиб. Я знаю. Помню, потому что недолго был в сознании.

– А Иван Васильевич – это кто? – пробудился в ней неожиданный интерес.