Пятая Салли - Дэниел Киз

– Иными словами, вы предпочитаете эклектику, – усмехнулась Нола.

– Да, можно и так выразиться.

Нола вдохновилась. Приближался час ее торжества.

– В таком случае, доктор Эш, пожалуйте в наш тесный круг. Если уж посвящать вас в наши проблемы, то не прежде, чем вы расскажете о себе.

Роджер покачал головой.

– Едва ли на данной стадии будет разумно…

– Нола здорово придумала! – поддержала Белла. – Выкладывайте все про себя, а то мы тоже будем запираться.

– Это ваш сеанс групповой терапии, а не мой, – твердил Роджер. – В интересах дела мне следует наблюдать со стороны.

Он взглянул на Салли, но та упорно смотрела в пол.

– Начинайте дискуссию, Салли.

– По-моему, доктор Эш прав, – медленно заговорила Салли. – Не нам спорить с врачом. Мы должны делать, как он велит.

– Двое против одной, – прокомментировала Нола. – Твое мнение, Дерри?

Роджер поднялся и стал мерить шагами кабинет.

– Немыслимо! Первый случай в моей практике! Они еще голосовать вздумали! Чтобы психотерапевт свои проблемы на сеансе групповой терапии излагал? Какая нелепость!

– Хорошо, доктор Эш, – заговорила Нола. – Могу предложить другую методику. Включите ее в свой арсенал.

Роджер вскинул брови.

– Что за методика?

– Самораскрытие.

– Господи, где вы ее выкопали?

– В одной брошюрке. Автор – Сидни Джурард, название – «Прозрачное «Я»[19]. Полагаю, вы не впервые слышите об этой работе. Также вы должны знать труд Маурера «Новая групповая терапия»[20].

– Конечно, эти труды я читал, – произнес Роджер. – Однако не понимаю, какое отношение они имеют к проблеме Салли.

– Дело в том, что и Маурер, и Джурард считают, что врач должен создавать для пациента поведенческую модель. Покажите пример, доктор Эш, раскройте перед нами свои проблемы. Вы признались, что пользуетесь методами разных ученых. Я предлагаю новый метод, и я, мы все имеем право требовать от вас того же, чего вы требуете от нас.

Короче, Нола расставила для Роджера силки, и он попался. Нам оставалось только смотреть, как он бьется в этих силках.

– Я согласна с Салли, – заявила я. Мне казалось, я предаю этим Нолу с Беллой. – Если Роджер не хочет раскрываться, не надо на него давить. Нехорошо загонять в угол человека, который для нас столько сделал. В смысле, Роджер, мне очень интересно узнать про вас, но, если вы против – я на вашей стороне. Двое против двоих, Нола. Ничья.

Сразу стало очень тихо. Мы все смотрели в четвертое зеркало – появится Джинкс или не появится? Она не появилась, я вздохнула свободнее, хотя и знала: радоваться нечему, Джинкс свое наверстает.

Нола долго молчала.

– Итак, Роджер, разбить лед можете только вы. Не хотите поведать нам, почему ваша жена повесилась на дереве прямо у вас перед домом?

Роджер побелел как полотно.

– Как… откуда… вы узнали?

Нола сдерживала улыбку. Было отчего торжествовать. Не каждый день припираешь к стенке своего психотерапевта. Обычно психотерапевты недосягаемы, что́ там у них в жизни происходит – тайна за семью печатями. Нола вовсе не хотела уязвить Роджера, просто ее мучило любопытство.

– Откуда вы узнали? – повторил Роджер.

– Я – ниоткуда. Салли случайно услышала разговор в больнице, а Дерри как раз из-за этого повздорила с Марианной. Эта девчонка имела наглость заявить, что вы – плохой психиатр, что вы перегорели, потому и жена ваша покончила с собой. Что вышло из этой ссоры – вам известно. А меня просветила Дерри.

– Что еще обо мне болтают в больнице?

– Что вам наплевать на пациентов, вы только притворяетесь, будто вас заботят их проблемы или будто вас и поныне интересует психиатрия. Что вы заблокировали все свои эмоции с целью не получить нервный срыв. Видите, доктор Эш, мы имеем право узнать о вас побольше, прежде чем доверить вам наши жизни.

– Хорошо, – выдавил Роджер. – Возможно, и впрямь настало время для самораскрытия. Если это поспособствует благополучному слиянию, я готов.

Роджер выдвинул свой стул в середину круга, уселся между мной и Нолой и заговорил, низко опустив голову:

– Когда мы поженились, Линетт была совсем девчонкой, очень красивой, я ее на руках носил. Она работала, чтобы собрать денег мне на университетское образование. Я вот Дерри уже рассказывал: у врачей есть проблема, о которой мало кому известно. Перегрузки на работе, слишком продолжительные и частые контакты с пациентами ведут к так называемому синдрому эмоционального выгорания. Врач делает вид, будто сочувствует пациенту, но это лишь актерская игра. Ничего принципиально нового врач ни услышать, ни увидеть не в состоянии. Все случаи давно известны, все заболевания давно описаны. А тем временем у врача нарастают личные проблемы. Понимаете? Сделавшись черствым к проблемам пациентов, врач уже не может размягчиться для своих родных, для своей семьи. То есть не абстрактный врач, а конкретный я – Роджер Эш. Вот, кстати, характерная оговорка. Пациенты склонны употреблять местоимение «твой», а я их поправляю: не «твой» или «ваш», а «мой», не «ты» или «вы», а «я». И вот я сам говорю о себе как о постороннем…

– Наверно, поэтому Линнетт и свела счеты с жизнью. Я перегорел. Я стал эмоциональным трупом. Линнетт винила себя. У нее была тонкая нервная организация, она нуждалась в поддержке и любви, а я больше не мог дать ей ни того, ни другого. И вот она… она… – Роджер упрямо качнул головой, заставляя себя продолжать. – Утром выглядываю в окно – а она… висит. Знаете, такой четкий силуэт на фоне неба. Она выбрала клен, на котором мы когда-то вырезали свои инициалы.

Роджер оглядел нас всех по очереди.

– Нашему сыну было тогда десять лет. Он во всем обвинил меня. Разболтался. Перестал слушаться. Три года, с тринадцати до шестнадцати, провел в реформатории[21]. А потом и вовсе исчез. С тех пор я о нем ничего не слышал и вестей от него не получал. Я жил один. Больше не женился. Посвятил себя работе. С пациентами продолжаю притворяться заботливым, участливым и так далее.

Роджер замолчал и поднял взгляд на Нолу. Руки бессильно упали.

– Так вот почему вы сначала не хотели за нас браться – из-за попыток суицида, – протянула Нола.

– И вот почему вы так боитесь, что Салли покончит с собой, – добавила Белла.