Когда-то там были волки - Шарлотта Макконахи

телефонных звонков и банковские счета: денег Стюарт не снимал, а телефон остался дома, а значит, выходит так, что, скорее всего, с ним что-то приключилось. Был ли это несчастный случай или нет? Кто-то из вас явно что-нибудь да знает, и мы намерены выяснить это. Мы объявляем вознаграждение за любые сведения, которые помогут полиции обнаружить местонахождение Стюарта.

В зале встает женщина.

— Нечего выспрашивать об этом у нас, сынок. Пусть сначала волки признаются в своих грехах.

Твою мать!

Эван сидит рядом со мной. Он хватает мою руку и крепко сжимает ее, думаю, утешая не столько меня, сколько себя. Мы надеялись, что этого удастся избежать.

— Всем же ясно, что случилось, — продолжает женщина. — Пора признать, что тело бедняги бесследно пропало, и прекратить поиски.

— Не пропало, а съедено! — выкрикивает кто-то еще.

— Да так и есть, к гадалке не ходи, — слышится другой голос.

Я встаю и направляюсь к микрофону на сцене.

— Позвольте, — говорю я юноше, и он вроде бы хочет возразить, но пожимает плечами и отходит в сторону. — Пока ваши фантазии не слишком разыгрались, — четко произношу я, — хочу объяснить: если бы волк загрыз человека, мы бы об этом узнали. Нашлись бы останки. Волки не едят желудки своих жертв. Они разгрызают кости, но только чтобы добраться до костного мозга, а потому остаются осколки. Уверяю вас, что-нибудь от убитого непременно осталось бы. Как минимум кровь, причем довольно много.

Воцаряется тяжелая тишина, и я понимаю, что только напугала местных жителей еще больше.

Собрание заканчивается. Но я вижу на лицах то, чего до жути боялась: люди не верят мне, что бы я им ни говорила. Приближается какая-то гроза. Я попытаюсь сдержать натиск, но рано или поздно их страх обрушится на меня. Если виновный не будет найден, они ринутся в лес с оружием.

На улице я окликаю Лэйни, но братья заталкивают ее в машину. Их пятеро, и один из старших преграждает мне дорогу.

— Не сейчас, — говорит он. — Она устала.

— Я просто волнуюсь за нее. Меня зовут Инти, мы подруги. — Слова легко слетают с языка, но разве это правда?

— Мы знаем, кто вы. Ей достаточно рассказов о волках, грызущих кости, ясно?

Я сникаю. Лэйни твердо смотрит перед собой и явно не хочет со мной разговаривать. Приехав сюда, я не собиралась заводить друзей, но теперь жалею, что не могу поддержать ее. Однако чему удивляться: я спровоцировала конфликт в ее семье и сделала только хуже.

— Извините, — говорю я ее брату. — Я не хотела ее пугать. Но вы ведь понимаете, что волки тут ни при чем, правда? Иначе не назначали бы вознаграждение.

— Мы просто перебираем все варианты, — бесцветным голосом отвечает брат Лэйни. — И сомневаемся, что придется платить деньги.

* * *

Волчатам около двух месяцев, и они появляются из норы, щуплые и лохматые, с непропорционально большими ушами и лапами. Они не переставая борются и играют, спотыкаются друг о друга и тявкают от восторга. Теперь они убегают недалеко от логова, туда, где должны были бы проводить время с остальной стаей, если бы она у них была, и, к счастью для меня, это заметный травянистый пятачок среди редких деревьев. Я навещаю их почти каждый день и стою в отдалении, чтобы не тревожить. Они знают, что я здесь. Они могут учуять меня на расстоянии почти трех километров. Чем чаще я прихожу, тем сильнее они привыкают ко мне, а именно этого я должна остерегаться, и все же я продолжаю ходить, очарованная ими, с каждым днем страшась все больше, что однажды из-за деревьев выйдут охотники и перестреляют их.

Вопреки собственным правилам, я приучилась называть про себя Номер Шесть по имени — Пепел. Она следит за волчатами, пока не приходится оставить их и уйти на охоту. Обычно за детенышами наблюдают другие волки из стаи, а потому я стараюсь задерживаться там, пока нет их мамы, притаившись в спальном мешке, хотя и не представляю, что могу сделать, если вдруг появится охотник. Наверно, встать между ним и животными — правда, в нынешних условиях не уверена, что это его остановит.

Человек с ружьем — не единственная угроза для беззащитных волчат. Недалеко отсюда бродит сильная, состоящая из пяти взрослых волков, стая Танар. Они рыскают, расширяя свою территорию. Если они захотят предъявить права на эту землю, то могут объявиться, решительно настроенные убить детенышей, пока те еще не превратились в зрелых волков и не представляют опасности. Но другие волки не посягают на эту полянку, и волчата мирно играют и спят или тренируются на своих собратьях подкрадываться к жертве и нападать на нее.

Я несколько раз видела, как Пепел возвращается с набитым под завязку животом, потому что ее ждут шесть голодных ртов. Щенки окружают волчицу и лижут ей морду, давая знать, что ужасно проголодались. Мать отрыгивает мясо, и детишки жадно уплетают пищу, отталкивая друг друга, чтобы ухватить кусок побольше. Если они продолжают лизать ей пасть, она иногда рычит, чтобы умерить их жадность, и когда наблюдаешь за этим выражением доминирования, нет никаких сомнений, что это размножающаяся самка, вожак. Волчата немедленно отступают.

Если этой молодой стае суждено выжить, то самке по имени Пепел понадобится привлечь новых членов — волков, которые будут охотиться вместе с ней, помогать растить потомство и защищаться от нападений соперников.

Похоже, я не могу покинуть их. Это превращается в зависимость.

Дома Эгги приготовила вегетарианскую лазанью. Для начинки ей пришлось ограничиться грибами, поскольку я объяснила сестре, что научиться выращивать баклажаны в шотландской сельской местности выше моих сил.

— Ты, наверно, готовила весь день! — восклицаю я, когда она снимает фольгу, и я чувствую божественный запах.

Эгги еще не выходила во двор и не познакомилась с Галлой. Вероятно, это наиболее красноречивый показатель состояния ее здоровья — она любит коней так же сильно, как любил отец.

«Тринадцатая не ушла?» — спрашивает Эгги.

— Высовывается, чтобы поесть, и возвращается. Но насовсем не уходит. А Двенадцатый, молодой самец из стаи Гленши, так и рыскает поблизости.

«Он опасен для нее?»

Поколебавшись, я киваю. Нет смысла обманывать сестру.

«Запри загон».

— Запереть ее? Нет, не могу.

Я наблюдаю, как сестра режет лазанью и раскладывает ее на тарелки. Она злится на меня. Я пытаюсь объяснить:

— Если Тринадцатая не научится самостоятельности, то не выживет. Раз он ее пугает, пусть она сбежит или вступит в схватку. Но в клетке — это не жизнь. Лучше умереть.

Эгги поднимает на меня глаза. «Она