Тяжелый свет Куртейна. Зеленый. Том 2 - Макс Фрай

Когда наконец решил поворачивать в сторону дома, потому что гулял бы еще бесконечно, но ноги промокли уже практически до колен, на часах была половина второго ночи. Он, конечно, никуда не спешил, но все равно удивился – вроде бы совсем недавно начался вечер, куда время ушло? Вопрос риторический, известно, куда время всегда уходит и тащит нас за собой – в никуда, – думал он, но вопреки мрачному направлению мыслей, чувствовал себя не обреченным, а почему-то счастливым. Вечно в этом городе так.

Когда подходил к улице Пилимо, увидел, что на светофоре горит не просто зеленый, а сразу три зеленых огня, один над другим. Совершенно не удивился, хотя, по идее, знал, что такое технически невозможно. Но сейчас его знания временно не имели значения – это же Вильнюс. Здесь все устроено черт знает как, а этот черт – у-у-у какой! – много чего интересного знает. Твое здоровье, черт! – подумал он, доставая из кармана бутылку. Но вместо того чтобы сделать очередной глоток, щедро плеснул ангостуру прямо себе под ноги, на тротуар, и тогда все вокруг вдруг – нет, не «вдруг», наконец-то, он всегда втайне ждал, что так будет – вспыхнуло, засияло, задвигалось, как бы его обняло и понесло, словно ласковый, осторожный, но неумолимый поток.

Не стал дожидаться трамвая на остановке, какого тебе трамвая, ночь на дворе, пошел по рельсам, воображая себя трамваем – в шутку, конечно, он был уже почти трезв. Я иду домой пешком по трамвайным рельсам, отсюда до Белой улицы целых пять остановок, надо как-то себя развлекать. Впрочем, идти по рельсам и так оказалось не скучно, знал бы, каждую ночь бы по рельсам ходил, потому что когда идешь по тротуару, улица – ну, просто знакомая улица Швенто Стя… в смысле, Совиных крыльев, конечно, вечно у меня с топонимами беда. А когда по рельсам, как будто ты – дежурный трамвай, чего только тут не увидишь, крепостные стены, увитые харненским вьющимся мхом, белую тень Бесконечного Храма Первой Империи, как на картинке в школьном учебнике, и как в том учебнике подрисованную чьим-то зеленым карандашом, гараж дяди Коли, где стояла машина «Победа», серо-зеленая, не на ходу, но такая красивая, словно ее изваяли своим дыханием мертвые Вечные демоны… боже, откуда вдруг взялись какие-то «вечные демоны», что я вообще мету, в смысле, о чем я думаю, спрашивал он себя не то чтобы с ужасом, скорее с досадой: мне завтра в полдень заступать на дежурство, зачем я сошел с ума? Подозревал, что дело именно в рельсах, если сойти с них, все сразу пройдет, вместо Бруссанской арки, которая, на минуточку, была построена за океаном, в джунглях Сатовери и благополучно разрушена дымными феями примерно три тысячи лет назад, причем в кино, а не в жизни, просто в глупом детском кино; на самом деле, важно не это, а что вместо сказочной арки, которой здесь быть не может, наконец появится нормальная улица Швенто Совиного Стяпано, слева лавка «Подарки из Прованса», справа атруст шудемии… господи, что за «шудемия», какой «атруст»? Я реально настолько чокнулся, что языки на ходу выдумываю? Вообще не смешно.

В нерешительности остановился на перекрестке: куда теперь? До дома отсюда прямо, остался всего квартал, пять остановок пешком по рельсам до Белой улицы, два с половиной часа электричкой, потом от вокзала метро, это понятно, но слева тропинка, уводящая в темноту, он ее сразу узнал, та самая, по которой однажды больше всего на свете хотел, но не решился пойти, испугался, лет восемь мне тогда было, но сейчас-то я взрослый, – торжествующе думал он, доставая из кармана бутылку Элливальского розового, то ли на радостях, то ли все-таки для храбрости, но надо, обязательно надо выпить хотя бы глоток, потому что бог с ней, с тропинкой, а вот улица справа, освещенная факелами! Главная улица моей жизни, центральный проспект самых сладких, счастливых снов, которые забывал прежде, чем успевал проснуться, но сейчас-то сейчас, – говорил он себе, пытаясь вытащить трясущимися руками туго забитую пробку, – я совершенно точно не сплю.

– Дайте сюда, я открою, – раздался голос вроде бы откуда-то сзади, издалека, но одновременно совсем рядом с ухом, чужое дыхание, горячее, как пар из кипящего чайника, почти его обожгло. Бутылка куда-то делась, хотя он никому ее не давал, но почти сразу снова оказалась в руках, и далекий горячий голос стал человеком, кажется, мужиком, хотя это не точно, сейчас все было не точно, на то и сон. Все-таки сон?

Сделал глоток, поперхнулся от неожиданности: слишком крепко, вино не может быть крепким, как… ай, ну да, ром. Точно же ром, ангостура, Тринидад и Тобаго, я его покупал, – вспомнил он, и все остальное вспомнил, сделал еще глоток, слишком большой, на радостях, едва устоял на ногах, но незнакомый чувак из сна, наяву оказавшийся просто прохожим в длинном дождевике с огромным, закрывшим лицо капюшоном, его подхватил, поволок за собой куда-то, усадил на скамейку, почему-то сухую, хотя весь вечер шел дождь. Сел рядом. Спросил:

– Вы в порядке? – И сам себе тут же ответил: – Вроде бы, да.

Отобрал у него бутылку, то ли отпил, то ли просто рассмотрел этикетку, наконец вернул и сказал:

– Красиво живете. И погуляли красиво, навскидку, как минимум, по четырем чужим, в равной степени невозможным для вас путям. И даже целы остались – ну, это, конечно, я молодец. Но вы сами тоже не промах, шикарно по рельсам шли. Как вас зовут-то, помните?

Он удивился вопросу – не настолько я пьяный, чтобы имя забыть. Но почему-то надолго задумался, не вспоминая, а словно бы выбирая одно из бесконечного множества, скорее судеб, чем просто имен. Наконец сказал: «День», – не настоящее имя, а старое школьное прозвище, производная от «Денис».

– Хорошее имя, – кивнул незнакомец, поднимаясь с мокрой скамейки. – Я бы на вашем месте постарался оставить его себе навсегда.

Опомнился, когда незнакомец уже подошел к перекрестку. Вскочил, побежал, догнал. Спросил:

– Слушайте, что это было? Я что, уснул на ходу и упал?

Тот обернулся, из-под капюшона сверкнули – ну, наверное, просто фонарный свет так удачно упал – пожалуй, слишком большие для нормального человека глаза. Сказал:

– Да черт вас знает, может и правда уснули, упали, лежали посреди улицы мордой в лужу и видели интересный сон. А может, гуляли по рельсам. Как скажете, так и будет, такие вещи каждый сам для себя решает. Ну или плюньте, не выбирайте, а просто приходите еще погулять. Мне понравилось. Вы тот еще псих, конечно. Я бы в юности крепко с вами дружил.

Состав и пропорции:

дынный ликер «Мидори» – 50 мл;

золотой ром – 75 мл;

свежевыжатый апельсиновый сок – 50 мл;

лед.

Апельсиновый сок процедить, чтобы удалить мякоть. Смешать ингредиенты в шейкере, налить в высокий бокал «коллинз», наполненный льдом.

Увидел Эдо Ланга на пороге «Дела Житейского», недавно открывшегося и сразу ставшего бешено популярным в городе кабака; сам у них не был еще ни разу, но приятели рассказывали, что закуску там подают на обрывках газеты, а напитки – в граненых стаканах, старомодных, уже почти антикварных, такие лет тридцать-сорок назад часто приносили контрабандисты с Другой Стороны, скорее в качестве смешных сувениров, чем как настоящий товар.