Могила галеонов - Мартин Стивен

— Как печально, — заметил Сесил, изобразив на лице выражение скорби. — А вот я могу сказать: уже сейчас, в начале моей карьеры, случись что-то подобное со мной, так многие люди будут даже радоваться.

— Вы не поняли, — ответил Грэшем. — Меня не интересует, будут о вас плакать или нет. Речь о том, что я люблю только себя самого. В этом моя сила. И я слышал, вы любите кое-кого еще, кроме себя. В этом ваша слабость. Если я пойму, что это вы покушаетесь на жизнь самого дорогого мне человека — на мою собственную, тогда мне придется ответить на это, и погибнет человек, которого вы любите.

— А вы, конечно, знаете, что у меня на душе, Генри Грэшем? — насмешливо сказал Сесил.

— Я — нет. Но кажется, красавица Елизавета Брук знает.

Сесил вскочил на ноги.

— Как вы смеете! — заорал он. Дверь отворилась, и в комнату быстро вошли двое слуг, но хозяин сделал им знак не приближаться. Грэшем подумал: Роберт Сесил может попытаться убить его даже здесь и сейчас. Достаточно просто приказать словом или знаком кому-то из его слуг метнуть нож в гостя.

— Кстати, вы ведь не знаете, какие меры я принял на случай, если я не возвращусь отсюда. Лучше не делайте глупостей, ничего хорошего это вам не принесет.

По новому знаку хозяина его люди удалились. Вообще говоря, Сесил боялся женщин, боялся их насмешек над его уродством. Елизавета Брук, дочь лорда Кобхэма, могла принести Роберту не только уважение света, но и приданое в две тысячи фунтов. Говорили также, что она очень мила и даже чувствует расположение к Роберту Сесилу.

— Я уже говорил, — продолжал Грэшем, — что привязанности вроде этой — ваша слабость, а отсутствие привязанностей — моя сила. Нет никакой необходимости причинять вред любимой вами женщине. Речь о другом: я должен убедиться, что вы не причиняли вреда мне самому и не попытались бы делать это в будущем.

— Я не отвечаю на угрозы, — злобно сказал Сесил, — прежде всего хочу напомнить: тем, кто угрожает мне, следует лучше заботиться об угрозе их собственной жизни.

— Замечательно! — воскликнул вдруг Генри с неожиданным радостным возбуждением. — Вы ведь понимаете, в чем тут дело? — Вопрос был риторическим. Собеседник его явно не понимал, озадаченный его внезапной жизнерадостностью. — Мы с вами признали: мы враги. Наконец-то двусмысленный придворный протокол вытеснен настоящими человеческими чувствами. Я говорю о моем желании убить вашу невесту, если это именно вы пытаетесь убить меня, а также о вашем искреннем желании убить меня за такую угрозу.

— Насколько мне позволяет судить наше не слишком близкое знакомство… многие люди хотели бы убить вас, Генри Грэшем, — заметил Сесил.

— Однако мало кто из них говорит об этом так откровенно, — возразил Генри с тем же веселым оживлением. — Странно, но и прекрасно, что ненависть может рождать честность. Теперь мы знаем друг друга.

— Вы никогда меня не узнаете, — сказал Сесил.

— Как и вы меня. Но оба мы знаем достаточно для практических целей.

— Зачем вы пришли сюда сегодня?

— Проверить, не вы ли пытались убить меня.

— Ну и как?

— Наша встреча рождает интересные идеи, — отвечал Грэшем. — Кое-что вы могли бы предпринять в качестве жеста доброй воли.

Сесил заерзал на кресле.

— И вы говорите о доброй воле после ваших диких угроз?

— Перед тем как я покинул Англию, появились слухи о возможной дипломатической миссии к герцогу Пармскому, чтобы прощупать возможность заключения мира между Испанией и Англией. Она состоялась? — спросил Грэшем.

— Вы хорошо информированы, — заметил Сесил. На самом деле информация исходила от Джорджа, но Генри, конечно, не стал сообщать об этом собеседнику. — Нет, пока миссия не состоялась, возможно, еще не наступил срок для этого.

— Ходили также слухи, будто вы должны стать одним из членов дипломатической миссии. Мне следовало бы участвовать в ней. Ваше влияние оказало бы мне неоценимую услугу.

— Мне казалось, вы располагаете влиянием сэра Фрэнсиса Уолсингема. Почему бы вам не обратиться к нему?

— Может быть, и так. Но, боюсь, он не сумеет преодолеть сопротивления, скажем, лорда Бэрли. А он может и возражать против моего участия в этой миссии, скажем, по просьбе его сына.

Теперь Сесил, кажется, вышел из терпения.

— Вы ведь только что угрожали убить мою невесту. А теперь меня же просите о помощи! Вам не кажется, что в вашей просьбе есть некая… ирония?

— Я предпочитаю называть это чисто деловым подходом, — ответил Грэшем. — Я знаю, вы бы убрали меня не задумываясь, если бы я стоял на вашем пути, и я отвечаю вам взаимностью. О деловом подходе я говорю потому, что ваш подъем наверх по скользкой придворной лестнице обратится в ничто, если наша страна рухнет и испанцы станут править в Лондоне. Мое участие в дипломатической миссии могло бы помочь спасти положение.

— Откуда мне знать, что вы будете работать на Англию, а не на Испанию? Как я могу установить, что письмо, о котором вы говорили, действительно поддельное, а не подлинное?

— Никак. Но если я, допустим, шпион, у вас будет прекрасная возможность схватить меня, поскольку мы в этом путешествии вынуждены будем держаться тесной компанией.

— А что вы могли бы делать в составе миссии? Меня вовсе не порадует, если один из ее членов будет схвачен как шпион во враждебной стране. Я не опасаюсь за вашу жизнь, но, потеряв ее, вы создадите угрозу и для жизни других членов миссии.

— Ничего нельзя сказать определенно. Но я даю вам слово — мои планы не причинят вреда Англии или ее дипломатической миссии. Для меня важно посетить двор герцога Пармского. А явиться туда открыто — лучший способ скрыть свои цели. Но это еще не все.

— Не все? — переспросил Сесил.

— Еще мне нужно разрешение на поездку в Лиссабон. — Дворянам для зарубежных визитов тогда требовался королевский паспорт. — При нормальных обстоятельствах я мог бы получить такое разрешение, либо воспользовавшись своими правами, либо через милорда Уолсингема. Но я не хочу, чтобы кто-то из влиятельных придворных мне в этом воспрепятствовал.

— Кажется, ваши… отношения с королевой дают вам возможность получить очень многое, — заметил Сесил.

— Мои отношения с королевой дают мне возможность сохранить голову на плечах только потому, что я единственный при этом дворе, кто ни разу у нее ничего не просил. Заметьте, мне нужна не ваша помощь, а только ваше слово не чинить мне препятствий.

Сесил устало посмотрел на собеседника:

— Вы плохо представляете себе мир, в котором я живу. Конечно, мой отец доверяет мне все больше, однако положение мое небезопасно. Королева относится ко мне… не лучшим образом, хотя и не настроена враждебно. Граф Эссекс постоянно ищет случая меня как-то ущемить. Мое влияние при дворе не так уж велико.

Трудно сказать, искал ли Сесил сочувствия Грэшема или просто хитрил.