Могила галеонов - Мартин Стивен

Когда Анна появилась через несколько часов, ее трудно было узнать. Она вошла в сопровождении трех служанок, задержалась в дверях, давая возможность собой полюбоваться, потом сделала реверанс опекуну, почтительно поклонившемуся в ответ. Ее роскошные волосы, струившиеся по плечам, стали еще красивее.

Ее одели в платье из черного бархата с декольте, обрамленным тонким узором и украшенным маленькими жемчужинами. Струящиеся рукава платья скорее подчеркивали, чем скрывали нежность ее изящных рук. Грэшем не мог точно сказать, что именно делало эту девушку столь неотразимой: ее внешность и прекрасный наряд или та бьющая ключом жизненная энергия, которую она излучала.

— Нам надо поговорить. — Грэшем посмотрел на женщин, сопровождавших Анну.

— Вы можете оставить нас, — величаво изрекла Анна, но затем, снова превратившись в обычную девушку, она сказала с благодарной улыбкой: — Спасибо вам! Спасибо за то, что вы помогли мне!

Грэшем предпочел проигнорировать эту слишком длинную и сентиментальную, как ему показалось, сцену расставания женщин с объятиями и приятными словами. Он отвернулся к окну, и, возможно, зря это сделал. Он мог бы открыть для себя нечто новое в молодой женщине, которую, казалось, уже знал.

— Считаете ли вы себя настоящей испанкой или вы, хотя бы отчасти, связываете свою судьбу с Англией? — спросил он прямо.

Анна посмотрела на него как на сумасшедшего.

— Я ненавижу Испанию, — ответила она. — Испанцы отвергли моего отца, сослали его в грязный Гоа, и это убило его. Мою мать третировали как чужестранку, едва ее нога ступила на испанскую землю. А Англия… В Испании я хотя бы провела детство, и там было много света и тепла. Англии я вообще ничем не обязана. Моя мать — англичанка, но ее семью отвергли в ее собственной стране так же, как испанцы отвергли моего отца. Я презираю обе страны.

Грэшем колебался. Он не думал, что можно будет заручиться ее поддержкой, но уже начал игру.

— Вы мне нужны, — сказал он. — Я отправляюсь в Лиссабон, где буду работать как разведчик в пользу Англии. Я хочу помочь моей стране, Англии, и помешать вторжению испанцев.

Анна изучающе посмотрела на него, как могла бы посмотреть кухарка на рыбу, стремясь убедиться в ее свежести.

— А как я могу помешать испанцам воевать с Англией? — спросила она с нескрываемой иронией.

— Я мог бы использовать вас как прикрытие. Как ваш опекун, я имею право поехать в Лиссабон, чтобы соединить вас с вашим женихом.

— Да, возможно, — просто сказала Анна. — У него — база в Лиссабоне, хотя он и француз. А еще удобнее для вас было бы то, что вы имели бы возможность его долго искать. Он пребывает в путешествиях с июня до декабря.

Грэшем отметил ее слова «да, возможно». Она не выразила согласия, а лишь констатировала факт, что такое путешествие теоретически возможно. Вместе с тем его предложение не шокировало и даже не удивило ее.

— А зачем он путешествует так долго, да еще в зимнее время? — поинтересовался Грэшем.

— Он — глупый купец, — спокойно ответила Анна. — Глупый жирный купец. Он торгует пряностями. В июне он отправляется в Гоа. Там он проводит один-два месяца, продает то, что заказал в прошлом году, договаривается с постоянными покупателями на следующий год. Дальше он путешествует по суше, потому что покупает много шерсти на далеком юге, а там не стригут овец до октября. А еще он покупает ковры в Турции.

Они помолчали немного, потом Грэшем спросил:

— Остались у вас еще родственники в Испании?

— Да. Двоюродные и троюродные. Все имения моего отца распроданы. У одного кузена есть большое имение и много дочерей. Еще одна кузина не захочет иметь со мной дело, особенно если у нее уже есть жених. А в Англии у меня из родни нет почти никого, а кто есть, те давно порвали отношения с моей матерью.

Итак, родни у нее почти не осталось, она одинока. В такой же ситуации оказался некогда и сам Грэшем. Но Грэшем обладал богатством и свободой располагать собой. Анна же, по ее собственным словам, превратилась просто в вещь для передачи другому лицу. И этим лицом являлся некий жирный французский купец.

— Зачем вы хотите остановить войну? — спросила вдруг Анна.

Зачем? Вопрос, заданный спокойным тоном, поразил Грэшема больше всего, что он уже знал об этой ледяной деве. Он ведь рисковал жизнью ради того, о чем она спросила, а потому должен знать ответ. И все же ответ его на сей раз показался ему самому искусственным. Он сказал:

— Потому что… потому что легче всего бывает ничего не делать и найти подходящее объяснение для капитуляции. Проще всего считать себя жертвой обстоятельств. А я хочу, чтобы от меня что-то зависело, я верю, что могу улучшить жизнь. Иначе судьба просто превратит всех нас в трусов, и мы будем ничем не лучше бессловесных скотов. — Грэшем сам удивлялся горячности, с которой он говорил все это. — Моя жизнь должна быть большим, чем просто существование.

— И что дальше? Вы кое-что упустили из вида.

— Что же это? — удивленно спросил Грэшем.

— Вас волнует риск, — сказала она. — Вас ведь могут раскрыть и убить. Только когда вы знаете, что рискуете жизнью, вы понимаете, насколько все это ценно для вас.

— Как вы можете так говорить?! Вы же меня очень мало знаете.

— У меня голова работает так же, как и у вас, — выпалила Анна. — Вы не думали о том, что и женщина не хочет уподобляться тем животным, которых вы так презираете, живущим только для размножения?

— Но… ведь величайшее предназначение женщины, ее высокий долг — иметь детей, — сказал изумленный Грэшем.

— Может быть, и так, — ответила Анна. — Но прежде чем выполнить этот долг, разве не может женщина почувствовать, что она живет настоящей жизнью, борясь с опасностями? — Она отвернулась к окну, а потом без всякого перехода добавила: — Я готова поехать с вами в Лиссабон.

— Несмотря на то что вы испанка, хотя бы по имени? Несмотря на то что в вашей стране вас могут казнить, если нас обнаружат? Несмотря на то что ваше путешествие может закончиться… соединением с вашим жирным французским купцом?

Анна снова повернулась к нему.

— Я не спрашиваю вас, почему вы делаете то, что вы делаете, Генри Грэшем. В свою очередь, прошу вас сделать любезность и не спрашивать, почему я делаю то, что я делаю, — сказала она.

— Как вам угодно, — ответил Грэшем с легким поклоном. Он чувствовал уважение к этой молодой женщине. Похоже, они сработаются с ней. Но кто может точно знать, что… на уме у молодых женщин? Возможно, таинственность и делает их такими привлекательными.

— Любите вы лошадей? — спросил вдруг Грэшем и тут же пожалел о своем вопросе. Он собрался посетить одно из немногих мест, где он чувствовал себя непринужденно. И зачем приглашать туда гостью?

— Да, люблю, — ответила она.

— Тогда пойдемте со мной на конюшню, — сказал Генри. Это прозвучало скорее как требование, а не как просьба. Грэшем подумал: может быть, было бы лучше переспать с ней, Тогда она стала бы похожа на всех остальных женщин. Он готов был в этом убедиться, а по молодости и самоуверенности ему казалось, что и она возражать не будет. Но сделать это — значило бы нарушить слово, данное ее матери.